Загадка старого имения

– Правильно-правильно! – горячо поддержала Липушка. – Отец мой тоже говорил, что у карт обрезы не золотые, а кровавые, а рубашки слезами политы. Причем слезами горя куда чаще, чем слезами счастья. Он давным-давно эту опасную забаву оставил!

– Однако же карты не выбросил! – запальчиво возразил Ский. – Может, на словах и зарекся играть, однако же в душе, видимо, предполагал, что когда-нибудь снова может впасть в искушение. Оттого и держал здесь эти колоды.

– Он играть бросил чуть ли не за двадцать лет до своей смерти, – сказала Липушка. – И с тех пор не начинал. А карты держал лишь за их красоту. Вот эти он особенно любил… да где ж они?

Она вытаскивала одну за другой колоды. Некоторые так и были обернуты папиросной бумагою – ни разу их не распечатывали, ни разу ими не пользовались. Некоторые были перетянуты шелковыми ленточками, чтобы не рассыпались от ветхости.

– Да где же она? – бормотала Липушка. – Такая красивая колода… картины для нее наш деревенский художник написал, отец отдал сделать с них гравюры, а потом была отпечатана колода. Одна во всем свете такая – одна-единственная. Вроде бы отец говорил, что этой колодой всего три раза сыграл. А потом завернул ее в платок и положил в стол, иногда раскрывал, смотрел…

Ский и Александра молча смотрели на движения ее рук. Александра покосилась на Ского. Вид у него был вполне непроницаемый, и только дрожь ресниц выдавала тот алчный, почти болезненный интерес, с которым он следил за Липушкой и слушал ее рассказ.

Ей приходилось слышать слово «блефовать» – вводить в заблуждение противника, преувеличивая свои силы и возможности, слово это распространено именно среди картежников, и сейчас она понимала, что Ский блефует, скрывая свое состояние.

«Та-а-ак… – озадаченно подумала Александра. – А он-то откуда может знать об этой колоде?»

– Вот, нашла! – воскликнула Липушка, выдергивая из глубины ящика небольшой сверток бледно-желтого цвета и раскидывая края ткани. В простой холстинный лоскут оказались завернуты карты, выполненные с удивительным тщанием. В рисунках не было немецкой сдержанности и сухости – каждая линия, каждая краска была полна жизни, казалась выпуклой, чувственной, поэтому и лица главных персонажей – королей, дам, валетов – чудились живыми. Более того! Чем дольше смотрели вы на эти тонко, изысканно выписанные черты, тем более могло почудиться вам, что выражения лиц меняются, короли снисходительно улыбаются вам, валеты подмигивают, дамы строят очаровательные гримаски… Правда, при всем разнообразии выражений, игравших на этих лицах, одно оставалось неизменным: жадность в глазах. Это были лица не людей – это были лица игроков, поглощенных одной-единственной безудержной страстью.

Александре стало жутко.

Она вспомнила, что слышала об этих картах… Рассказы эти внушали страх. Отгоняя воспоминания, она резко отошла от стола и приблизилась к книжному шкафу. Поймав случайно свое отражение в темном стекле дверцы, Александре стало стыдно от того, какое выражение лица она увидела там. Девушка постаралась успокоиться и смотрела на себя до тех пор, пока лицо не стало спокойным. Тогда повернула ключ и открыла шкаф. И вскинула изумленно брови: перед ней оказались две полки книг, которые французы называют grimoires[9] – эти книги описывают магические процедуры и заклинания для вызова духов или еще какие-либо колдовские рецепты. В основном тут были собраны русские издания, но встретились и французские и немецкие издания «Ключей Соломона», «Лемегетона», «Гримуариум Верум» и «Манускрипта Гонория». Да, интересы покойного хозяина Протасовки были весьма разнообразны, что и говорить!

Однако похоже было, эти книги читали и теперь, после его смерти. В самом деле – на этих полках ни пылинки, а вот с верхних, кажется, книги давненько не вынимались. Там, наверху, стояли все сорок томов парижского издания «Histoire naturelle g`en'erale et particuli'ere» Бюффона на французском языке, а также десять томов русского его перевода под названием «Всеобщая и частная история естественная графа де Бюффона», вышедшие в Петербурге и виденные Александрой в той самой лавке, которая принадлежала супругу ее крестной. Так же, как все эти тома и полки под ними, было подернуто пылью и содержимое нижних полок; то же и в других шкафах. Итак, кто-то постоянно открывал именно этот шкаф и читал именно эти книги. Кто? Липушка? Вряд ли. У нее такой вид, будто в этом кабинете она не была давным-давно. Или притворяется? Ах нет, слова «притворство» и «Липушка» совершенно не сочетаются. Скорее всего, именно эти книги интересуют Зосимовну. Именно ради них ходит домоправительница по ночам в кабинет хозяина. Едва ли обученная читать по-французски и по-немецки, она ищет ответа в русских изданиях колдовских книг. Ответа на какой вопрос?.. Это Александрой подозревалось… она была почти уверена в верности своей догадки!