Загадка старого имения

– Ты что делаешь? – испугался Федотка. – На что красоту такую порвала? Небось сама шила, вышивала, сама кружево плела?

– Да у меня таких платков много, а пальцы у тебя одни, – всхлипнула Александра, принимаясь осторожно промывать Федоткины пальцы и перевязывать каждый отдельно тонкой полоской ткани.

– Как же одни, – слабо улыбнулся он сквозь слезы, – не одни, а целый десяток!

Топот копыт раздался за деревьями, и вдруг через ограду сада перемахнул конь, на котором сидел Полунин.

– Что случилось? – воскликнул он встревоженно, глядя на Александру, которая перевязывала пальцы Федотке. – Почему вы плачете?!

– Да вот… – Она рассказала о случившемся, и Полунин, сорвав с головы картуз, в сердцах швырнул его наземь.

– Что за мерзкая тварь! Жестокая гадина! Вы, Александра Даниловна, меня уговорили молчать о том, что она с вами учинила, но теперь я сожалею, что поддался. Немедленно иду в дом и все выскажу этой пакости!

– Пожалуйста, сдержитесь, Николай Николаевич! – вскрикнула Александра. – Как вы не понимаете: увидеть меня живой, здоровой и спокойной будет для Зосимовны страшным ударом. Сейчас мы ничего не сможем доказать, она все на Устина свалит – и Липушка ей поверит. Нужно ее за руку поймать! Поэтому еще раз прошу – не ходите в дом. А впрочем, может быть, вы повидаться хотите с…

– Повидаться? – возмущенно перебил Полунин. – Я хочу повидаться с Зосимовной?! Да век бы ее не видеть, я просто должен ей сказать, какая она дрянь!

– Да нет, я думала, вы с Липушкой повидаться хотите, – удивленно сказала Александра.

– С Липушкой? – пролепетал Полунин. – А, ну да, конечно… Хорошо, я с ней повидаюсь… Но я лучше попозже приеду, сейчас мне недосуг. А вы мой платок тоже возьмите, вашего мало будет, эти повязки быстро свалятся.

И он сунул Александре большой синий фуляровый[10] платок.

– Спаси вас бог, – поблагодарила Александра. – А Зорьку вы ближе к ночи отпустите, она сама, надеюсь, дорогу домой найдет.

Полунин смотрел на нее, как бы не в силах взять в толк, о чем идет речь, потом пробормотал:

– Зорьку… да… коли так, я поехал, – и понукнул было коня, да Александра окликнула:

– Николай Николаевич, вы позабыли картуз!

Она подала ему картуз. Полунин, отводя глаза, взял его, буркнул:

– Спасибо, – и мигом исчез, только топот удаляющийся раздался.

– Ну и ну, – пробормотал Федотка. – Так ведь и спасибо Зосимовне скажешь!

– Ты что? – изумленно уставилась на него Александра. – С ума сошел?

– А ведь кабы не Зосимовна, кабы не сидел я тут на берегу, я б и не узнал, какое у тебя сердце доброе, не увидал бы, что барин полунинский…

И осекся, и уткнулся снова в песок, как будто изо всех сил спеша исполнить урок.

Александра хотела спросить, что он имел в виду, говоря о полунинском барине, но почему-то не решилась. И, попрощавшись с Федоткой, пошла к дому.

Там царили тишина и безлюдье. Александра незамеченной проскользнула в свою комнату и сунула руку в наволочку. Письмо было на месте. То ли Зосимовна не обыскивала ее вещей, то ли ничего не нашла.

Сунув его на всякий случай в карман и наказав себе больше не быть растяпой, Александра пошла к Липушкиной комнате.

Осторожно приоткрыла дверь. Липушка, все еще в своей роскошной амазонке, лежала на кровати и плакала. Рядом на подушке дремал Пуховик, недовольно дергаясь, когда Липушка всхлипывала особенно громко.

– Липушка, – ласково окликнула Александра, – о чем ты плачешь?

Та вскинулась:

– Сашенька! Ты жива! Какое счастье! Мы пытались тебя догнать, но у меня стремя расстегнулось, а у Георгия Васильевича подпруга ослабла.

Можно не сомневаться, мелькнуло в голове Александры, что и это было заранее подстроено Устином по приказу Зосимовны.

– Зорька унесла тебя так быстро! Мы думали, ты или расшиблась, или в реку упала! – восклицала Липушка. – Я уж думала, что не увижу тебя больше, и горевала так, словно потеряла родную сестру.

Александра, сев рядом, растроганно обняла ее и прижала к себе:

– А ведь мы и в самом деле сестры, Липушка! Не решалась я тебе об этом сказать, но сегодня поняла, что и молчать больше нельзя.

– Как так сестры? – изумленно спросила Липушка.

– Да вот так, – улыбнулась Александра. – Конечно, не родные, а единокровные. По отцу.

– По отцу?! – Глаза у Липушки стали огромными.

– Вот послушай, – сказала Александра. – Когда твой отец был молод и еще не женат, он встретил одну красивую женщину, которую звали Олимпиада Филипповна Сумарокова.

– Олимпиада? – удивилась Липушка. – Ее звали так же, как меня?

– Нет, это тебя назвали ее именем, – сказала Александра и продолжала: – Встретил – и полюбил ее, а она полюбила его. Но она была вдова, и пожениться они пока не могли, пока срок траура не кончится. Но любовь влекла их друг к другу, они стали тайно встречаться, и Олимпиада Филипповна сделалась в тягости.

У Липушки личико стало как маков цвет. Довольно было одного слова «любовь», чтобы заставить ее вспыхнуть, а тут… любовь влекла… тайно встречаться… сделалась в тягости… ужас!