Загадка Старого Леса

Наконец на зов Проколо откликнулась сорока, хрипло прокричав с макушки ели.

– Полковник Проколо? Полковник – это ты? – спросила она.

Проколо остановился и посмотрел наверх. Птица повторила вопрос, но полковник не отвечал. Он был уверен, что сорока-часовой умерла в ту ночь, когда он подстрелил ее, – сомневаться не приходилось. И все же у него закралось подозрение, в голове мелькнула нелепая мысль: а вдруг это и вправду птица-сторож, которую он убил, и вот она зовет его с дерева. Поэтому полковник молчал.

Правда, он быстро отверг эту догадку и, когда сорока в третий раз обратилась к нему, ответил сухо:

– Да, это я. В чем дело?

– Я слышала крики, – пояснила она, – а увидев тебя, сразу поняла: вот он, знаменитый полковник. Слух о тебе дошел ведь и до меня. Я прилетела проведать свою сестрицу, она служит у тебя часовым. Целый век не виделись.

– Ну и дела, – сказал полковник, слегка смутившись. – Выходит, ты прилетела только ради этого?

– Только ради этого. Издалека, кстати. Мы с родичами живем в Испании.

Полковник молчал. А чуть погодя спросил:

– Ты там высоко сидишь. Не видать ли моего дома?

– Вижу большой дом посреди лужайки. Не знаю, правда, твой ли это дом.

– Скажи-ка, – обратился к сороке полковник, – а в какой он стороне?

– Ясно, – смекнула та. – Хочешь, чтобы я указала тебе дорогу?

– Вот именно. Мы заблудились.

– Да уж вижу. Немудрено. Заблудиться тут – пара пустяков. И кстати, случается всякое: иным даже пришлось распрощаться с жизнью, умерли в чаще от голода. Говорят, тут находили скелеты.

– Вот ведь как, – сказал полковник.

– И больше всего попадалось детских скелетов, – заметила сорока. – Порой сюда заводят ребятишек и бросают их, бедняжки умирают от голода. Если, к примеру, кто-то решил избавиться от ребенка… Старый Лес дремучий, самое подходящее место.

– Ты на что намекаешь? – ледяным тоном перебил ее Проколо.

– На что намекаю?

– Да, к чему вся эта болтовня? – спросил полковник, искоса поглядывая на Бенвенуто. Но мальчик, казалось, не прислушивался к разговору, он еле держался на ногах от усталости.

– Ни на что я не намекаю. Просто передаю то, что мне рассказывали. Ну пойдемте же, если вы еще не раздумали.

Сорока перелетала с дерева на дерево, направляясь к дому; то и дело она оглядывалась, чтобы посмотреть, не отстали ли полковник с мальчиком.

Около часа Проколо и Бенвенуто шагали молча, стараясь не потерять из вида птицу. Наконец полумрак рассеялся. Они вышли из Старого Леса. Дальше росли деревья помоложе. И вскоре полковник заметил тропинку, что вела к дому.

– Всё, хватит! – крикнул он сороке и остановился. – Теперь мы и сами найдем дорогу.

– В таком случае до свидания, полковник! – ответила та и вспорхнула с косматой еловой лапы. Медленно описав в воздухе два круга, она полетела прочь.

Но вдруг Проколо спохватился:

– Эй, птица! Погоди! Мне нужно кое-что сказать тебе.

Сорока поспешно вернулась и присела на длинную ветку в двух метрах над головой Проколо.

– Ты куда сейчас собралась? – спросил полковник.

– Я же объясняла, что хочу повидаться с сестрицей, она у тебя сторожем служит.

– Не стоит труда, – сказал Проколо. – Нет больше твоей сестрицы.

– Она покинула эти края? Я не знала. И куда она подалась?

– Никуда. Она умерла. Однажды ночью дала ложную тревогу, и я выстрелил в нее из ружья.

Сорока молчала. Грудь ее трепетала от частого, неровного дыхания. Потом она пробормотала:

– А я проделала такой длинный путь… Три года не виделись… теперь придется лететь обратно.

– Да, незадача, – сказал Проколо. – Но поступай как знаешь. Если хочешь, оставайся. Станешь часовым вместо сестры…

И он быстро зашагал к дому, Бенвенуто следом.

Сорока ничего не ответила. Пройдя сотню метров, Бенвенуто обернулся: птица по-прежнему, не шелохнувшись, сидела на ветке.

А вечером, когда Аюти пришел из Нижнего Дола поговорить с полковником, над молчаливым лесом разнесся стрекот – такой же, как раньше. Это был крик нового часового.