Загадка Старого Леса

Наконец Бенвенуто проснулся. Сквозь завесу дыма приятели видели, как он показался на пороге – в лице ни кровинки. Из его груди не вырвалось и слабого крика, он замер на мгновенье, прислонившись к дверному косяку. Потом стал выходить, направляясь к лесу, и шагал совсем медленно, невероятно медленно – так, словно чихать хотел на весь этот огонь. Бенвенуто шел через дым, языки пламени кусали его, а он шел, осунувшийся и безразличный ко всему.

И вот он спасся. Мальчики уставились на него, онемев от страха. Бенвенуто натужно улыбнулся.

– Я забыл шапку! – воскликнул он глухим, сдавленным голосом. Развернулся, двинулся обратно к хижине, проделав все это так невозмутимо, хладнокровно и спокойно, что и не описать; прошел сквозь стену дыма, а через несколько секунд появился снова, с шапкой на голове, и, закашлявшись, в третий раз пересек полосу огня.

– Ну давай же, поторапливайся! Живее! – кричали ему товарищи. – Ты что, умереть хочешь в этом пожаре?

– Поспеши, поспеши, – отозвался Бенвенуто (было заметно, что он едва сдерживает слезы). – А к чему спешка-то? Меня что, кто-нибудь ждет?

Можно почитать за чудо, что он не пострадал. Мальчики, которые стояли под елями у края поляны, невольно отшатнулись, когда Бенвенуто проходил мимо. Все (даже Берто) дышали тяжело и прерывисто, глядя на него широко распахнутыми, блестящими глазами.

Все так же медленно, еле передвигая ноги, Бенвенуто вошел в лес и зашагал к дому Проколо, где он жил на каникулах. Его провожал только Маттео – ветер метался среди ветвей, не зная толком, что сказать.

Пройдя метров двести (приятели остались далеко и не могли его услышать), Бенвенуто остановился, прислонился к дереву и закашлялся. Дым проник ему глубоко в легкие. Кашлять было больно, и плечи Бенвенуто вздрагивали. Маттео кружил над ним и по-прежнему не знал, что сказать.

Глава XXXII

Наверное, Бенвенуто наглотался дыма во время пожара, а может, еще что случилось, – как бы то ни было, он заболел. Проколо вызвал врача, который, прослушав Бенвенуто, обнаружил что-то неладное в легких, заключил, что мальчик серьезно болен, и выписал лекарство. После обеда он пришел снова, чтобы сделать укол с жаропонижающим.

Вечером зарядил дождь. Полковник проводил врача до порога. День угасал. Из леса подкрадывались сумерки, льнули к дому, сжимая его в плотное темное кольцо. Выйдя на лужайку, врач настороженно осмотрелся вокруг.

– Влажное тут место, – заметил он, покачав головой.

– Да, – согласился Проколо. – Здесь и правда слегка влажно. Как мальчик?

Врач уже сел за руль.

– Мальчик, – ответил он задумчиво, – мальчик, хм… будем надеяться на лучшее.

Машина покатила к долине, освещая дорогу фарами. Лицо полковника, неподвижно стоявшего на крыльце, трудно было разглядеть в темноте.

В десять часов Бенвенуто, измученный жаром, задремал. Ветторе обернул лампу голубой бумагой, чтобы приглушить яркий свет. В доме ни шороха, и лишь снаружи доносился несмолкающий рокот, смутный и далекий, – глубокое, мощное дыхание леса. Но вот в комнате Бенвенуто послышалось шуршанье, будто кто-то скребся в углу под потолком, прямо над кроватью мальчика. Бенвенуто пригляделся, однако не увидел ничего, кроме четырех деревянных балок, на которых держались перекрытия.

– Это мышь, – сказал сидевший в углу Ветторе.

– Позови дядю на минутку, – слабым голосом попросил Бенвенуто.

Ветторе пошел за полковником.

– Постарайся уснуть, если хочешь, чтобы температура спала, – посоветовал Проколо с порога комнаты.

– Дядя, там мышь скребется, прислушайся, – пробормотал Бенвенуто, – она не дает мне заснуть.

Полковник напряг слух, но ничего не услышал. Мышь затаилась.

– Все тихо, – сказал Проколо, – тут нет мышей. У тебя жар, вот и чудится невесть что. А потому лучше спи.

Полковник вышел, бесшумно затворив за собой дверь. Мышь снова начала скрестись, она что-то грызла.

– Дядя! – крикнул Бенвенуто, собрав последние силы. – Дядя, погоди, вернись на минутку!

Но полковник не отозвался.