Загадка тринадцатой камеры

— Избавившись на время от начальника, которому теперь было над чем подумать, я сделал первый серьезный шаг на пути к свободе, — продолжал профессор Ван Дузен. — Вы помните, какими сведениями я уже располагал. С большой долей вероятности можно было предположить, что труба выходит на детскую площадку где-то за стеной; я знал, что там целый день играют мальчишки и что крысы попадают в мою камеру именно оттуда. Зная все это, как связаться с внешним миром? Во-первых, решил я, мне нужна длинная и достаточно прочная нитка, поэтому… да вот смотрите. — Он закатал брюки, и все увидели, что оба носка из хорошей, крепкой пряжи были частично распущены сверху. — Я распустил их — это оказалось совсем не сложно — и стал счастливым обладателем крепкой нити длиной в четверть мили. Затем, — и это стоило мне немало труда, уверяю вас, — я описал свое положение вот этому джентльмену, — он указал на Хатчинсона Хэтча. — Я надеялся, что он поможет мне, рассчитывая на сенсационный репортаж. К клочку ткани я крепко привязал десятку — нет лучшего способа привлечь чей-нибудь взгляд — и написал на нем: «Нашедшего просьба передать эту записку Хатчинсону Хэтчу, “Дейли американ”, который даст предъявителю еще десять долларов».

Далее нужно было сделать так, чтобы записка оказалась за стеной, на площадке, где какой-нибудь мальчишка мог бы подобрать ее. Из двух возможных способов я выбрал лучший. Поймав крысу — я уже сделался специалистом по их ловле — и привязав записку и деньги к одной ее лапке, а нитку к другой, я выпустил крысу в трубу. Рассудив при этом, что естественный страх заставит животное бежать до тех пор, пока оно не окажется снаружи. Очутившись на земле, крыса остановится и попытается перегрызть нитку, которой я привязал клочок полотна и деньги.

Как только крыса исчезла в пыльной трубе, я заволновался. Я так рисковал! Крыса — моя или другая — могла перегрызть нитку, другой конец которой я держал в руке; выбежав из трубы, крыса могла утащить записку и деньги туда, где их никто не найдет; тысячи разных случайностей могли помешать мне. Так прошло несколько беспокойных часов. Крыса продолжала бежать до тех пор, пока в камере не осталось лишь несколько футов нитки, из чего я сделал вывод, что она уже выбралась из трубы. Я дал мистеру Хэтчу подробные указания, что он должен делать, получив записку. Вопрос был в том, получит ли он ее?

Мне оставалось только ждать и обдумывать другие планы на случай неудачи. Я в открытую попытался подкупить сторожа и выяснил, что у него хранятся ключи лишь от двух из семи дверей, отделяющих меня от свободы. Тогда я сделал кое-что еще, чтобы заставить понервничать начальника. Я оторвал стальные набойки от каблуков и притворился, что хочу перепилить ими оконную решетку. Начальник поднял изрядный шум из-за этого, он взял за правило даже трясти эту самую решетку, чтобы проверить, прочно ли она держится. Она держалась прочно — пока!

Начальник снова ухмыльнулся. Он уже оправился от изумления.

— Итак, я сделал все возможное и теперь мог только ждать, что будет, — продолжал ученый. — Я не мог узнать, была ли моя записка доставлена или хотя бы найдена, перегрызла ли крыса нитку, которой была привязана записка. И я боялся потянуть назад в трубу эту тоненькую ниточку, соединявшую меня с внешним миром.

В ту ночь я лег на кровать, но не спал, боясь пропустить условный знак — легкое подергивание нити, которое должно было дать мне знать, что мистер Хэтч получил записку. Примерно в половине четвертого я почувствовал это подергивание — и будь на моем месте настоящий приговоренный, даже он вряд ли радовался бы сильнее!

ММ остановился и обратился к репортеру.

— Расскажите лучше сами, что вы сделали, — предложил он.

— Записку на клочке полотна мне принес мальчишка, игравший в бейсбол на площадке, — сказал мистер Хэтч. — Я тотчас же угадал в ней сенсацию, поэтому дал мальчишке десять долларов и приготовил несколько катушек шелковой нити, бечевку и моток легкой, гибкой проволоки. В записке профессора было сказано, что нашедший укажет мне место, где он подобрал ее, и что я должен оттуда начать свои поиски в два часа ночи. Найдя другой конец нити, я должен слегка дернуть ее три раза, а потом — четвертый.

Я начал поиски, вооружившись электрическим фонариком. Прошел час и двадцать минут, прежде чем я отыскал отверстие трубы, наполовину скрытое в бурьяне. Здесь оно было очень широкое — дюймов двенадцать. Затем я нащупал конец нити, подергал, как было условлено, и сразу же почувствовал ответный рывок.

Тогда я привязал к ней шелковую нить, и профессор Ван Дузен начал втягивать ее в камеру. У меня чуть сердце не разорвалось от страха, что нитка оборвется. К концу шелковой нити я привязал бечевку, а когда и она была втянута внутрь, я обвязал ею проволоку. Когда все это было протянуто в трубу, у нас установилась прочная связь между камерой и отверстием трубы, которой крысы не могли причинить вреда.

ММ поднял руку, и Хэтч остановился.