Загадка убийства Распутина. Записки князя Юсупова

Это позднее посещение не предвещало мне ничего хорошего. Он, очевидно, приехал, чтобы подробно узнать от меня, в чем дело, и приехал как раз в то время, когда я устал, хотел спать, и когда мне было не до разговоров.

Великий князь Николай Михайлович совмещал удивительные противоречия в своем характере. Ученый-историк, человек большого ума и независимой мысли, он в обращении с людьми иногда принимал чрезмерно шутливый тон, страдал излишней разговорчивостью и мог даже проболтаться о том, о чем следовало молчать.

Он не только ненавидел Распутина и сознавал весь его вред для России, но и вообще по своим политическим воззрениям был крайне либеральный человек. В самой резкой форме высказывая критику тогдашнего положения вещей, он даже пострадал за свои суждения и на время был выслан из Петербурга в свое имение в Херсонской губернии, Грушевку.

Едва успели князь Федор и Рейнер закрыть за собой дверь, как вошел в комнату великий князь Николай Михайлович. Он обратился ко мне со словами:

– Ну, рассказывай, что ты натворил?

Я сделал удивленное лицо и спросил его:

– Неужели ты тоже веришь всяким пустым слухам? Ведь это все сплошное недоразумение, в котором я совершенно ни при чем.

– Да, рассказывай это другим, а не мне! Я все знаю, со всеми подробностями, знаю даже имена дам, которые были у тебя на вечере[281].

Эти последние слова великого князя показали мне, что он ровно ничего не знает и лишь нарочно притворяется осведомленным, чтобы легче меня поймать. Я ему подробно рассказал все ту же историю о вечере и о застреленной собаке.

Великий князь как будто поверил моему рассказу, но на всякий случай, уходя, хитро улыбнулся[282].

Мне было ясно, что он не в курсе дела и в душе очень сердится и досадует на то, что ничего от меня не узнал.

После отъезда великого князя Николая Михайловича князья Андрей и Федор и Рейнер снова пришли ко мне[283]. Я им сказал, что завтра утром перееду в Сергиевский дворец к великому князю Дмитрию Павловичу, чтобы быть вместе с ним до определения нашей участи. Затем я подробно объяснил им, что они должны отвечать в случае допроса. Все трое обещали мне точно следовать моим указаниям и, простившись со мной, ушли.

Долго я не мог уснуть. События предыдущей ночи проносились передо мною, мысли сменяли одна другую…

Наконец голова моя отяжелела, и я заснул.

XVIII

На следующий день, рано утром, я переехал в Сергиевский дворец[284]. Великий князь Дмитрий Павлович, увидев меня, очень удивился, так как был уверен, что я уехал накануне в Крым.

Я сообщил ему о своем аресте и о решении переселиться к нему, ввиду осложнившихся обстоятельств и возможности всяких репрессий в отношении нас обоих. Рассказал я ему также о всех своих встречах и разговорах. Великий князь в свою очередь передал мне во всех подробностях, как он провел свой день накануне и как вечером отправился в Михайловский театр, откуда ему пришлось уехать, так как его предупредили, что публика собирается устроить ему овацию. По возвращении из театра домой, он узнал, что в Царском Селе его упорно считают одним из главных участников убийства Распутина. Тогда он позвонил по телефону императрице Александре Федоровне, прося его принять, но она наотрез отказалась его видеть.

По воспоминаниям князя императорской крови Гавриила Константиновича: «В ночь с 16 на 17 декабря был убит Распутин. Конечно, весь Петроград только и говорил об этом. Говорили, что он был убит кн. Юсуповым и Дмитрием Павловичем. В городе было страшное волнение и ликование. Публика сделала Дмитрию Павловичу овацию в Михайловском театре». (Великий князь Гавриил Константинович. В Мраморном дворце. Из хроники нашей семьи. СПб., 1993. С. 212)

Побеседовав еще немного с великим князем, я прошел в отведенную мне комнату, послал за газетами и стал их рассматривать, ища откликов печати на совершившееся событие. Но в газетах ничего не было, кроме короткого сообщения о том, что «в ночь с 16 на 17 декабря убит старец Григорий Распутин».