Загадка Веры Холодной

– Как только проводил тебя, так сразу же мне протелефонировал и отчитал за то, что я, увидев тебя, не подошел, а, напротив, ушел, не сказав ни слова. Ты уж меня прости, выглядело это бестактно, но дело в том, что у меня имелись на то причины. Дама, которая была со мной, это моя новая клиентка, вдова Бландова-старшего. Знаешь братьев Бландовых? Молочный завод на Божедомке, колбасная фабрика на Новослободской и на Рыбинской макаронная? У них еще в Кисловодске сыроварни и магазины… Да, слышала, конечно, Бландовых все знают. Так вот старший из Бландовых, Владимир Иванович, которого все считали убежденным холостяком, незадолго до своей кончины женился. При дележе наследства его вдова почувствовала себя обделенной, и, должен заметить, что основания для этого у нее имеются, причем довольно веские. Около года она пыталась решить дело миром, а когда отчаялась, то обратилась ко мне. Полина Михайловна, так ее зовут, женщина крайне нервная и крайне недоверчивая. Ей меня рекомендовал профессор Нейдинг, Иван Иванович, наш общий знакомый, иначе бы она со мной дела иметь не стала, впрочем, это не важно… Важно то, что контора моя находится напротив конторы Московского попечительного комитета о бедных при Императорском человеколюбивом обществе, активным членом которого является младший Бландов, Николай Иванович, с которым вдова и собирается судиться. До поры до времени ей не хочется, чтобы Николай Иванович прознал о том, что она надумала обратиться к адвокатам. Она опасается, что он тогда может предпринять кое-какие шаги к сокрытию части капиталов. Я склонен подозревать, что при желании он давно скрыл все, что хотел, но Полина Михайловна категорически отказалась приходить ко мне в контору и потребовала встречи где-нибудь в таком месте, куда купцы и вообще солидные люди не ходят. А то увидит ее кто-нибудь со мной и расскажет деверю. Я и предложил «Шантеклер». Место новое, публика там совершенно несолидная и невозможно представить, чтобы Бландов или кто-то из его круга туда наведывался. А еще там в меру шумно. Не настолько, чтобы нельзя было разговаривать, но достаточно для того, чтобы за соседними столиками не могли подслушать нашего разговора. Когда же я увидел тебя с Алешиным приятелем…

Милый, милый Алексей, подумала Вера, преисполняясь благодарности к деверю. Поговорил с братом раньше ее, избавил от трудного объяснения. И устроил все так, чтобы Вера об этом разговоре заранее не знала. Как это тонко, как умно…

– …то испугался, что Полина Михайловна может воспринять эту случайную встречу плохо. Она очень нервная, очень странная, и это наша первая встреча, знакомство. Вот я и подумал, что нам нужно поскорее уйти в другое место. Сказал Полине Михайловне, что в «Шантеклере» нынче слишком шумно, и увез ее в «Глаз Оракула» на Арбате, куда, кроме поэтов и критиков, никто не ходит…

Владимир уже давно спал, а Вера все никак не могла заснуть – думала, думала, думала. То тихонечко, чтобы не разбудить мужа, вставала и уходила в гостиную, то снова ложилась, в надежде заснуть, но сон сегодня, кажется, совсем не собирался к ней приходить. Вера думала обо всем – о себе, о муже, о ребенке, о Спаннокки, о том, кто же все-таки подсыпал мышьяк в муку. О Клаше тоже подумала, пожалела ее бедняжку и помолилась за упокой ее души.

Заснуть удалось только в пятом часу, когда уже начало светать. Сон был неглубоким, тревожным, наполненным обрывками каких-то невнятных сновидений. Зато утром была Вере радость. Позвонил Лужнев, спросил, благополучно ли Вера вчера добралась домой, и сообщил, что господин Ханжонков срочно усылает его в Киев, набирать народ и готовить какую-то «натуру». Это затянется надолго, месяца на полтора, о приезде он сообщит, а до тех пор Веру никто беспокоить не станет.

Как удачно все складывается. Вера не прочь послужить Отечеству, но целых полтора месяца столь неожиданно свалившихся на нее каникул не могли не радовать.

Еще бы узнать, кто такой Румпельштильцхен, и избавиться от его козней! Неужели Алексей прав? Неужели кто-то из проигравших дело в суде мстит Владимиру подобным образом?

Совсем недавно, в мае, проходя мимо Пятницкой части, Вера посочувствовала приставу и прочим полицейским чинам, которые квартировали в здании части, точнее – в зданиях, потому что Пятницкая часть представляет собой большое подворье. Бедняжки, каково им жить прямо на службе. В части шумно и днем, и ночью – громкие разговоры, топот, крики, экипажи часто подъезжают… А теперь впору завидовать людям, которые живут пусть и в шумном месте, но зато под надежной охраной. Попробуй какой-нибудь Румпельштильцхен забраться в квартиру к приставу, городовые его живо скрутят. Почему адвокатов не селят при частях? Или раз так, то хотя бы могли выделять им городовых для охраны домов или квартир. Да и в конторы хорошо бы по городовому посадить. Предосторожности лишними не бывают, в этом Вера уже успела убедиться.

17