Загадка XIV века

В апреле 1367 года в битве при Нахере англичане одержали победу, прославленную в средневековых анналах, а французы потерпели еще одно поражение, которое не только подкосило значение предыдущих побед, но и поставило под удар их военное превосходство. Дюгеклен и маршал д’Одрем советовали дону Энрике не рисковать — не вступать в сражение с принцем и «лучшими на свете воинами» и «отрезать пути поступления продовольствия и без единого удара уморить их голодом». Тот же совет был дан французам при Пуатье, они его тогда проигнорировали. По разным причинам — рельеф местности, погода, ложное чувство стыда у нового короля Испании — и этот совет не был принят. Результат оказался катастрофическим. Дон Энрике бежал, дона Педро восстановили на троне, а Бертрана Дюгеклена во второй раз взяли в плен. Принц предпочел бы не отпускать его, однако, будучи задет словами Бертрана, что он, дескать, держит его «из страха», он согласился выпустить Дюгеклена за крупную сумму в сто тысяч франков.

Если в Нахере французы потерпели бесславное поражение, то неудача в Оре обернулась некоторыми преимуществами, потому что во Францию вернулись жалкие остатки отрядов кондотьеров. На радостях Дюгеклену выдали кредит, и, по словам Дешана, простой народ за него молился. Еще большее облегчение вызвали смерти капитана отряда наемников Сегена де Бадфоля и «протоиерея» де Серволя: первого бандита Карл Наваррский отравил на обеде, чтобы ему не платить, а второго убили его же соратники. Передышка, однако, была короткой. Когда дон Педро, как и предсказывали, не заплатил свои долги, Черный принц под нажимом разгневанных солдат «подстрекнул их проникнуть во Францию» и обеспечить себя, как и всегда, с помощью силы. Малочисленные, но закаленные в войне и потому грозные англо-гасконские банды вошли в Шампань и Пикардию, «где нанесли немало вреда и свершили много злодеяний».

Битва при Нахере быстро забылась; для принца победа стала пиком славы, на который его вознесла Фортуна, но затем колесо судьбы неумолимо пошло вниз. Гордыня принца вызывала у гасконцев отторжение, ибо «он ни во что не ставил ни рыцаря, ни горожанина, ни жену горожанина и ни единого простого человека». Когда в 1367–1368 годах принц свалил на народ Гиени груз долгов дона Педро в виде ежегодного подымного налога, знать возмутилась и начала переговоры с Карлом V о возвращении во французское подданство. У французского короля появился повод и инструмент к отмене договора в Бретиньи.

ГЛАВА 11 ЗОЛОТОЙ ПОКРОВ

Вот такой была Франция, когда в 1367 году туда вернулся де Куси. Его собственный домен страдал от нехватки рабочей силы, впрочем, после эпидемии чумы это стало обычным явлением для всех землевладельцев. Пикардия, кроме того, пострадала не только от английского нашествия, но и от Жакерии, и от бесчинств англо-наваррцев. После поражения французов крестьяне, не желая снова платить налоги, ушли в соседние имперские земли — в Эно, на другой берег реки Мез.

Дабы удержать рабочую силу, де Куси применил запоздалое средство — освободил сервов, или несвободных крестьян. «Из ненависти к рабству, — признавал он в своей хартии, — они уходят с наших земель в другие места и освобождаются, когда пожелают, без нашего на то разрешения». (Если серв сбегал от хозяина и оставался в другом месте на протяжении года, он считался свободным.) Вообще крестьяне поздно стали разбегаться с земель Де Куси, причиной тому, возможно, являлось их былое процветание. Во Франции до чумы большинство крестьян были свободными. Отмена крепостного права стала результатом не столько морального осознания несправедливости этого явления, сколько из желания получать деньги за ренту земель. Хотя оплаченный труд свободных нанимателей обходился дороже бесплатного труда сервов, рента приносила большой доход; кроме того, арендаторов не надо было кормить, а питание требовало значительных расходов.

Хартия де Куси от августа 1368 года представляла собой вариант коллективного «дарения», освобождавшего двадцать два городских и сельских района в обмен на ренту и подати «в бессрочное владение наше и наших наследников». Арендная плата составляла от 18 ливров в Троли до 24 су во Френе (эти деревни существуют до сих пор) и 18 пенсов за очаг в Курсоне. Изложение документа, пусть и цветистое, дает ясную и четкую картину средневекового законодательства в отношении землевладения, в отличие от запутанного освещения этого вопроса в последующие годы.