Загадка XIV века

С попутным ветром принц Эдуард дошел до Бордо за четыре дня. Его войско состояло из тысячи рыцарей, оруженосцев и тяжеловооруженных всадников, двух тысяч лучников и большого числа солдат, рекрутированных в Уэльсе. Двадцатичетырехлетний наследный принц Эдуард, атлетически сложенный молодой человек, отличавшийся личной храбростью, был излишне высокомерен и не мог похвастаться дальновидностью.

Высадившись во Франции, принц Эдуард в октябре-ноябре 1355 года совершил рейд на Бордо — Нарбонна и обратно, опустошив «прекрасный и процветающий Арманьяк» и Гиень. В то время Гиень склонялась к феодальной зависимости от французской короны, и Черный принц решил наказать ее жителей, что противоречило государственной политике Англии, стремившейся к стабильности на завоеванных территориях, но непредусмотрительный принц не думал о будущем. Доведя свою армию за счет гасконских союзников до девяти тысяч человек, принц собирался продемонстрировать английскую мощь и подавить французский военный потенциал опустошением территорий, приносивших французскому королю большие доходы.

«Мы сожгли Плезанс и еще несколько городов, заодно опустошив их окрестности», — писал принц Эдуард архиепископу Винчестерскому. Английское войско продвигалось к Нарбонне со все возраставшим числом повозок с военной добычей и заготовленным впрок продовольствием. По пути англичане опустошали сельскохозяйственные угодья, сжигали мельницы и зернохранилища, вырубали фруктовые деревья и виноградники. Пройдя Тулузу, англичане сожгли Монжискар, население которого даже не слышало о войне. Затем англичане разграбили Каркассон и Нарбонну. Французы не оказывали противнику никакого сопротивления, хотя, к примеру, в Лангедоке пребывал французский военачальник граф Арманьяк. Он, правда, когда было возможно, укрывал местное население в городах, окруженных крепостными стенами, но сопротивления неприятелю не оказывал, и только когда англичане повернули обратно, навязал им несколько мелких стычек.

Возможно, его инертность была вызвана тем, что он опасался удара с тыла, который мог нанести его сосед и смертельный враг Гастон III, граф де Фуа. Крупные феодалы часто соперничали друг с другом, в то же время стремясь сохранить свою территориальную автономию. Прозванный Фебом за свою красоту и золотистые волосы, де Фуа в 1346 году пренебрег призывом Филиппа VI совместно защитить Францию от вторжения англичан, что стало одной из причин разгрома французских войск в сражении при Креси. При Иоанне II де Фуа провел восемнадцать месяцев во французской тюрьме. В 1355 году он достиг договоренности с Черным принцем, пообещав, что не станет противодействовать англичанам, если те не вторгнутся в его земли. Подобные действия крупных сеньоров подрывали военную мощь французской короны.

С богатой военной добычей принц Эдуард вернулся в Бордо, оставшись в этом городе зимовать вместе с войском. Но разве пройдя с мечом и огнем от Бордо до Нарбонны, англичане проявили доблесть и героизм, стяжали славу на полях кровопролитных сражений? Разумеется, нет. Грабеж и истребление безоружного населения не требовали мужества и геройства и вряд ли соответствовали духу английского рыцарства. Сам принц Эдуард и его ближайшие сторонники Джон Чандос, гасконец капталь де Буш [5], граф Солсбери и граф Уорик первыми вступили в орден Подвязки, членам которого полагалось являть пример не только мужества и отваги, но и великодушия. Когда они ложились в постель после дневной резни, ощущали ли они разницу между идеалами рыцарства и позорной, бесславной практикой? Навряд ли. Чтобы утвердить свое право расправляться с противником по своему усмотрению, принц дважды отклонял богатые подношения городов, старавшихся избежать разграбления. Рейд по французским землям обогатил Черного принца и его войско, уменьшил общие доходы французской короны и показал (на примере гасконцев), что служба под его знаменем неплохо вознаграждается. Но даже Фруассар, прославлявший рыцарство, писал, что «английские рыцари, творившие во Франции беззаконие, составляли прискорбное исключение». Постепенно, по мере продолжения боевых действий, жестокость вооруженных людей как обычная практика омрачала XIV столетие.