Загадка загадочной загадки (СИ)

— Протри подоконники, а то столько пыли с улицы летит, ужас просто. Потом пыль вытри, да в большой комнате пропылесосишь. Полы я сама помою.

Я кивнул. Мама продолжала строить хозяйственные планы:

— Постели надо поменять, и стирку запустить. Кухню оставлю на завтра, а то ещё готовить.

И мы занялись делом. Я не халтурил: протёр подоконники, они, кстати, были деревянными, как и оконные рамы, крашеные белой краской, как следует вытер пыль. Пылесос меня поразил — старый, советский, круглый и блестящий, назывался «Эра», гудел он, как зверь. Пропылесосил ковёр, диваны и кресла в гостиной, помог заправить одеяла в пододеяльники. Мама ушла спать, чтобы встать пораньше и наготовить вкусняшек. А я перед сном снова пялился в зеркало, проводя сеанс аутотренинга. Кажется, это помогало — я уже не напрягался, случайно увидев чужое отражение в зеркале или полированной дверце.

И вот в субботу из командировки вернулся отец. Встреча отца с сыном прошла без сучка, без задоринки. Александр Павлович оказался толстеньким крепеньким человеком, весьма нервным и постоянно на что-то жалующимся. При том он показался мне жутким занудой. Хотя может, это его командировка утомила?

Оказалось, они с мамой работают на одном предприятии — она бухгалтером, а он — старшим технологом, что бы это ни значило. Их контора занималась поставками какого-то зарубежного оборудования в разные регионы страны, как мне кажется, не очень-то надёжный бизнес по нынешним временам. Хотя из разговора родителей я понял, что папаша был о своей должности самого высокого мнения, и вообще считал, что вся контора держится только на нём. Пафосный и занудный индюк, в целом.

Впрочем, когда мама рассказала ему о моём «возмутительном демарше» против врачихи, он меня типа поддержал:

— Ей совершенно незачем лезть в вопросы обучения. А то, что она не назначила должного лечения, просто возмутительно. Хотя, он ведь и так поправился? Ну и прекрасно.

Так что жаловаться на врачиху он не стал тоже. Странные люди, ведь речь идёт об их сыне! А если бы у меня было что-то серьёзное? Так что соответствующие выводы я сделал — рассчитывать можно только на себя.

Радовало, что никаких изменений в моём поведении родители не замечали, вот совсем. Видимо, не очень-то хорошо они знали собственного сына, что мне, конечно, только на руку.

Глава 4. Выход в люди

На следующий день мама заявила, что раз я хорошо себя чувствую, то завтра идём наконец-то записывать меня в школу «Высота», директор которой, Екатерина Алексеевна Рогачёва, оказалась её близкой подругой. Обо всём уже было договорено, оставалось уладить формальности.

Это должен быть первый мой выход на улицу, и я изрядно волновался. Не то чтобы я думал, что на нас сразу налетят братки с битами и паяльниками, но, честно признаюсь, что-то вроде того. Я так и не смог вспомнить, проживал ли я девяностые сам, в своей прошлой жизни, или впечатления о них у меня составились из чужих воспоминаний или каких-нибудь передач и статей. Может, маленький был.

Вечером мама зашла ко мне в комнату «провести инвентаризацию в шкафу», как она выразилась. Я, конечно, там уже всё посмотрел, но ничего не трогал, чтобы не возникало лишних вопросов.

Мама вываливала вещи на кровать, и отбирала те, что были мне явно малы, или совсем уж затрапезно выглядели, заставляя меня примерять то одно, то другое. В итоге в шкафу стало гораздо свободнее, а мне было объявлено, что в ближайшее время меня ждут обновки. Я даже обрадовался, всё-таки приятнее иметь свои, чем донашивать Ванины, пусть они даже и были моими, ну, вы поняли.

С утра отец ушел на работу, а мы с мамой отправились в школу. Пешком, она вроде располагалась недалеко.

Мало того, что жили мы в крутом месте, наш дом оказался тоже весьма козырным — с двумя выходами: на улицу и во двор, облицованный жёлтым кирпичом, с мусоропроводом и двумя лифтами. Я старался всё подмечать, не сильно пялясь по сторонам.

Людей на улице было много, и они были… какими-то старомодными, что ли. Четверть века — большой срок, дошло до меня. Люди были неуловимо иными. С виду вроде те же — две руки, две ноги, но какая-то в них была нервозность и суетливость. Мне было очень не по себе, особенно в длинном подземном переходе с кучей киосков. К счастью, мама сама боялась меня потерять, поэтому крепко держала под руку.

— Ты что, Ванечка? — обеспокоенно спросила она, когда мы поднялись на поверхность и углубились в какие-то переулки. Я отвлёкся от созерцания прохожих и сосредоточился на запоминании дороги.

— Да отвык, столько дней дома просидел, — не придумал ничего лучшего я.

— Ну да, ну да. А вот и твоя новая школа, — с непонятной мне гордостью произнесла она.

Здание сияло розовой штукатуркой и высоким вовсе не было, всего три этажа. Историю названия школы я уточнять не стал, поскольку Иван наверняка её знал.

Нас беспрепятственно пустили в здание, на первом этаже была только сонная вахтёрша, она же, видимо, и уборщица.