Загадка завещания Ивана Калиты. Присоединение Галича, Углича и Белоозера к Московскому княжеству в XIV в

Наше предположение о том, что восточная часть территории Галичского княжества принадлежала представителям ростовского княжеского дома, подтверждается еще одним наблюдением. В XVII в. при проведении писцовых описаний Галичский уезд описывался тремя самостоятельными группами писцов. Судя по дошедшим до нас материалам писцовых и переписных книг, в 20-х гг. XVII в. Галичский уезд описывался тремя группами писцов: 1) Никитой Ивановичем Ласкиревым и подьячими Семеном Осокиным, Жданом Романовым; 2) Никитой Ивановичем Беклемишевым и подьячим Феоктистом Тихомировым; 3) князем Никифором Мещерским, Никитой Беклемишевым и подьячим Феоктистом Тихомировым. Переписные книги 1640-х гг. по Галичу были составлены: 1) Никитой Ивановичем Беклемишевым и подьячим Артемием Рагозиным; 2) Андреем Васильевичем Сониным и подьячим Борисом Протопоповым; 3) Тимофеем Исаевичем Линевым и подьячим Акимом Ларионовым. Ту же картину видим и при проведении валового описания 70-х гг. XVII в., которое осуществляли в Галиче: 1) Андрей Афанасьевич Козловский и подьячий Иван Боголюбов; 2) Семен Иванович Писарев и тот же подьячий Иван Боголюбов; 3) Михаил Яковлевич Коробьин и подьячий Василий Лукин²³¹.

Подобная разбивка уезда на три части далеко не случайна и отражает следы прежнего порядка, еще эпохи уделов, то есть XIV–XV вв., когда каждая часть Галичского княжества описывалась особым писцом каждого князя²³². Ниже мы будем говорить о двух галичских половинах, принадлежавших собственно галичским князьям, но, поскольку в XVII в. Галичский уезд описывался тремя группами писцов, мы можем предположить, что третья часть уезда, а ранее Галичского княжества когда-то принадлежала именно ростовским князьям.

Какова же была внутренняя структура Галичского княжества? Поскольку Галич, как и Москва, также делился на «трети», то мы можем, на основе хорошо изученного московского материала, полагать, что сам стольный город Галичского княжества с пригородными станами находился в совместном владении всех трех князей (включая и ростовских совладельцев), в то время как пригороды были поделены между князьями-совладельцами и каждая из этих частей представляла единоличную собственность одного из князей. Отсюда вполне понятно, что летописец не случайно именует «галичским» князя Василия Константиновича Ростовского, имевшего серьезные интересы в Галичском княжестве. Владения в Галиче сохранял и его внук Никита Федорович. То, что последний не попал в родословцы, также вполне объяснимо – ниже будет показано, что, хотя он и имел сыновей, все они погибли в междоусобной борьбе начала XV в. и позднее, в период составления родословцев, не осталось никого из его потомков, кто мог бы внести в них роспись этой ветви ростовских князей.

Идентифицировав трех лиц, упоминаемых «летописным списком вернейших бояр Дмитрия Донского» – князя Дмитрия Константиновича Ногтя Суздальского, князя Семена Ивановича Галичского и князя Никиту Федоровича Ростовского, можно легко объяснить, почему дошедшая до нас духовная грамота 1389 г. Дмитрия Донского не отмечает их в числе бояр – «послухов». Являясь на тот момент полувассальными «вольными слугами» московского великого князя, к тому же обладавшими своими суверенными уделами в других княжествах, по своему статусу они стояли выше московских бояр и формально даже не имели права наряду с ними свидетельствовать последнюю волю московского князя²³³.

Итак, мы выяснили, что князь Никита Федорович Ростовский владел третьей частью Галичского княжества. Его владения располагались по реке Ветлуге, и по ней он должен был именоваться Ветлужским. Но именно здесь, на той же Ветлуге, в том же XIV в., судя по «Летописцу Воскресенского монастыря», находились владения другого Никиты – «мифического» ветлужского князя.

Совпадение имен у двух ветлужских князей в одном и том же XIV в. вряд ли можно признать случайным, и поэтому именно в князе Никите Федоровиче Ростовском мы и предлагаем видеть «мифического» ветлужского князя Никиту Ивановича Байбороду, упоминаемого «Летописцем», Составитель «Летописца», писавший много позже событий XIV в., несомненно, был знаком с другими историческими источниками и летописными сводами, с которыми пытался соотнести свой исходный материал, послуживший основой для «Летописца», В нем он нашел упоминание о князе Никите Ветлужском. Пытаясь уточнить его отчество, он, очевидно, обратился к частным разрядам и различным местническим спискам бояр, где, действительно, среди бояр великого князя Василия I нашел упоминание о занимавшем одно из первых мест при московском дворе Никите Ивановиче. Именно его он и отождествил с Никитой Ветлужским. Но только в XX в. С.Б. Веселовский выяснил, что речь в этих записях идет о совершенно ином персонаже – Никите Ивановиче Воронцове, сыне того самого Ивана Федоровича Воронцова, который был свидетелем завещания 1389 г. Дмитрия Донского. Он же уточнил по упоминаниям в актах и примерные даты жизни Никиты Ивановича Воронцова, который был жив еще в 40-х гг. XV в.²³⁴