Этот сезон мистер Окхерст мог считать успешным для себя – и крайне убыточным для нескольких джентльменов из парламента, судей, полковников и всех прочих, кому выпала честь разделить с ним полночный карточный стол. И все же в Сакраменто он скучал. Недавно приобретенная привычка выходить на прогулку рано утром изумляла друзей мистера Окхерста, как дам, так и джентльменов, но лишь отчасти могла утолить его любопытство. Некоторые даже пытались за ним шпионить, но выведать удалось только то, что маршрут прогулки пролегал по направлению к площади, где мистер Окхерст сидел какое-то время на одной и той же скамейке и возвращался, так ни с кем и не повстречавшись; таким образом, теория «ищите женщину» потерпела поражение. Некоторые суеверные джентльмены, коллеги по профессии, считали, что он таким образом приманивал удачу; другие, более трезвомыслящие, склонялись к версии о сборе информации.
После скачек в Мэрисвилле мистер Окхерст отправился в Сан-Франциско, оттуда вернулся в Мэрисвилль, но спустя пару дней его уже видели в Сан-Хосе, Санта-Крузе и Окленде. Все, кто с ним встречался, утверждали, что он был беспокоен и возбужден, в отличие от обычного своего флегматичного состояния. Полковник Старботтл отметил, что в клубе в Сан-Франциско Джек отказался сдавать.
– Руки дрожат, сэр, ничего не могу поделать. Возможно, не стоило злоупотреблять сегодня спиртным.
Из Сан-Хосе он отправился в Орегон по суше, экипированный весьма недешево – лошадьми и всем необходимым. Но в Стоктоне его планы резко изменились, и спустя всего четыре часа после прибытия в город он на единственной оставшейся лошади въехал в каньон серных источников на Сан-Исабель.
Это была очаровательная треугольная долина у подножия трех пологих гор, заросших темными соснами, земляничными деревьями и толокнянкой. На одном из склонов примостилась гостиница; ее беспорядочно разбросанные здания и длинная веранда просвечивали сквозь листву, кое-где попадались и крохотные, будто бы игрушечные белые домики. Мистер Окхерст не был большим поклонником природы, но открывшийся ему вид вызвал то самое непривычно возвышенное чувство, посетившее его на утренней прогулке в Сакраменто. Он ехал по дороге, минуя кареты с женщинами в ярких одеждах, и суровый калифорнийский пейзаж постепенно пропитывался человеческим теплом, человеческими красками. А затем показалась и веранда, убранная цветами для вечера. Мистер Окхерст, умелый наездник, не замедлил хода, а так и проскакал галопом, поднял лошадь на дыбы у самого подножия веранды и в облаке поднятой пыли спустился на землю.
Какие бы бурные чувства ни сжигали мистера Окхерста изнутри, он вновь обрел привычное спокойствие, едва лишь ступив на порог веранды. По старой, въевшейся под кожу привычке он повернулся к любопытствующей толпе и окатил ее холодным равнодушием, как встречал всех – и мужчин, пренебрежительно фыркавших себе под нос, и женщин, замирающих от восторга. Лишь один человек вышел вперед, чтобы поприветствовать его, – по иронии судьбы это оказался Дик Гамильтон, вероятно, единственный здесь, кто был безупречен по происхождению, образованию и занимаемой должности. К счастью для репутации мистера Окхерста, он также был богатым банкиром и общественным активистом.
– Кто это был? – встревоженно спросил молодой Паркер. – Ты его знаешь?
– Разумеется, – ответил Гамильтон со своим обычным нахальством. – Это человек, которому ты неделю назад проиграл тысячу долларов. Но до сегодняшнего дня я не имел чести знать его лично.
– Но разве он не картежник? – полюбопытствовала мисс Смит, самая молоденькая из присутствующих.
– Так и есть, – ответил Гамильтон. – Но поверьте, моя юная госпожа, нам всем далеко до его честности и открытости. Хотел бы я так же бесстрашно полагаться на судьбу.
Но мистер Окхерст не слышал этого разговора; к тому времени он уже лениво прогуливался по верхней зале, не переставая, однако, держать ухо востро. Внезапно он услышал за спиной легкие шаги, а затем знакомый голос позвал его по имени, и кровь тут же застучала в венах. Он обернулся, перед ним стояла она.