Загадка золотого кинжала

Харкнесс увидел высокого мужчину в парадном облачении британского дипломата.

– О! Это он, значит, ваш муж? – спросил он глухо.

Она улыбалась, взглядом маня супруга, как это умеют делать женщины; но что-то в голосе Харкнесса привлекло ее внимание, и она резко обернулась.

– А что?

Чиркнув кортиком по паркету, адмирал поднялся, ожидая официального знакомства.

– Мой муж – адмирал Харкнесс.

Они обменялись кивками и не успели сказать ни слова, как вбежал тот самый юнец Монти.

– Э, да тут похуже будет, чем в Симле[21], – вздохнул он. – Элис! Элис, я нашел лед – и это лучший лед на свете! – сообщил он затем леди Сторрел.

Она мягко улыбнулась адмиралу и позволила увести себя.

Двое самых высоких на приеме мужчин остались наедине, меряя друг друга взглядом.

Наконец терпение Калеба Эс Харкнесса истекло.

– Значит, она таки ждала, – сказал он.

Лорд Сторрел подкрутил усы рукой, затянутой в белоснежную перчатку.

– Да, ждала.

Он огляделся по сторонам. В зале почти никого не было. Он указал адмиралу на оставленную им лавочку и предложил:

– Присядьте – и, если хотите, я расскажу вам забавную историю.

– А ваша жена ее знает? – уточнил Харкнесс, садясь.

– Нет.

– В таком случае, и мне незачем. Лучше ей остаться при вас, как по-моему.

Англичанин усмехнулся и замолчал, что-то обдумывая.

– Все-таки, для своего же блага, хотел бы вам ее рассказать. Не хотелось бы, чтобы вы… вообразили себе некую фантастическую цепь событий.

– И все же не стоит, – упрямо, со свойственной американцам устаревшей рыцарственностью возразил Харкнесс. – Можете просто назвать ряд фактов. Я сам их свяжу.

Лорд Сторрел сидел, зажав коленями ладони – большие и грубые, явно знакомые с тяжелым трудом.

– Что ж… Вообразите, что некто попал в уличную драку в Дублине. Некто, кто должен был быть совсем в другом месте. Вообразите, что, гм, британское войско проигрывает в ней, и некто одним ударом убивает такую пьяную дрянь, как ирландский подстрекатель. И вот в его смерти обвиняют невиновного, так что наш некто вынужден пойти и признаться во всем, назвавшись, впрочем, чужим именем. И получает пять лет. Положим, через три с половиной года он сбегает, возвращается домой и заявляет, что разводил скот в Америке, – некто всегда был дурным шалопаем и ни разу не написал с тех пор, как в сердцах хлопнул дверью родного дома. И все это, положим, некто натворил ради девушки, чувства к которой он пронес…

Адмирал Харкнесс тем временем заметил, что, кажется, несколько наиболее любопытных гостей приема выяснили, кто именно был полномочным послом, и теперь с невинным видом фланировали вокруг. Он громыхнул стулом, вставая.

– Да, это все несложно вообразить.

Надо отдать должное самообладанию лорда Сторрела: стоило ему заметить, в чем дело, как на лице его немедленно возникла вялая улыбка, с какой только британскому послу и пристало обсуждать морские дела с американским адмиралом.

– Что ж, я в ваших руках, – сказал он.

– А я был в ваших шесть лет назад. Полагаю, теперь мы квиты.

И они оба покинули зал.

В любви как на войне

Secret de deux, secret de Dieu[22].

Чтобы стать солдатом, нужна только храбрость; но чтобы стать врачом, нужны еще и мозги…

Вот и я стал врачом – военным врачом, весьма юным, едва знакомым со своим полком и полностью сознающим, сколь он в этом полку уступает даже последнему сержанту.

Девушка же, которой принадлежало вынесенное в эпиграф умозаключение насчет солдата и врача, была исключительно хороша собой, темноглаза, и уста ее были самыми пленительными из всех, что когда-нибудь говорили с американским акцентом.

В ту пору сердце мое еще волновали столь суетные вещи, не то теперь. Ныне его способен взволновать лишь чистый звук труб да глухой рев полков, поднимающихся в штыковую.

Мы тогда сидели на веранде в посольстве в столице некоего колониального государства на севере Индии, называть которое нет нужды. Местный раджа испытывал небольшие затруднения с претендентом на престол, чьи права основывались на событиях времен библейских и справиться с которым он не мог без нашей помощи. Генерал Элиас Дж. Уотсон из Бостона путешествовал, желая расширить кругозор – свой и своей дочери.

– Он просто хочет однажды написать книжку обо всем на свете, – поясняла оная дочь, Берта Уотсон, с мягкой и мудрой улыбкой, когда окружающие окончательно уставали расширять кругозор генерала.

Уотсон был в Симле, когда услышал, что на помощь радже Оадпура[23] отправляют войска – и немедленно поспешил в Оадпур. С собой он вез уйму рекомендательных писем от господ, жаждавших наконец от него избавиться, к господам, совершенно не желавшим оказывать ему какие-либо услуги. Однако его наивность и простодушный интерес ко всему на свете вскоре сделали его своим для нас – или то сделала мягкая и мудрая улыбка его дочери?

Эта улыбка словно говорила: вот я знаю нечто, вам неведомое, – и все как один мы отчаянно желали постичь, что же именно. Я, впрочем, не преуспел.