Загадки Бога. Ответы на самые неудобные вопросы о Творце вселенной

Говорить о том, как правильно настраивать свою душу в отношении к грядущим бедам, имеет моральное право лишь тот, кто эти беды пережил. Но все же какие-то минимальные представления об этом можно и даже нужно иметь заранее. В фильме «Титаник» (режиссер Р. Линдерман, 1996) есть короткий эпизод, где раскрывается вся глубина настоящего христианского отношения к катастрофе. В числе прочих пассажиров на корабле путешествует многодетная семья. Дети совсем еще маленькие, старшему нет и десяти. И вот, когда корабль уже начал погружаться в воду, семья выбралась наконец на палубу с нижних ярусов, и оказалось, что все шлюпки спущены на воду, а значит, они обречены на гибель. Отец семейства в отчаянии растерянно говорит: «Что я наделал? Какая жестокая шутка – вот так отдать наши жизни ни за что…»

На что жена отвечает, глядя ему в глаза: «Мы никогда не боялись трудностей, мы всегда встречали их с поднятой головой. Ты хороший человек, Билли Джек. Ты честный, трудолюбивый и добрый. Ты сильный духом. И за это я тебя люблю».

Они укутывают детей потеплее, садятся на скамейку и начинают читать молитву «Отче наш». А в это время мимо них по палубе носятся толпы обезумевших от ужаса людей, пытающихся спастись от неминуемой гибели…

Наверное, это и есть единственно верное отношение к грядущим бедам: до самого последнего момента делать все, что можешь, для спасения своих близких и себя, надеясь на Божью помощь. А если вдруг окажется, что дальнейшие усилия уже не имеют смысла, – найти добрые слова для прощания с любимыми людьми и просить у Господа сил на принятие неизбежного. Ведь молитва в подобной ситуации – это тоже борьба. Борьба против тех самых апатии и депрессии, которые обязательно поселяются в душе, утратившей молитву.

Зачем бессмертному Богу понадобилось родиться как смертному человеку?

Отвечают протоиерей Павел Великанов, богослов и постоянный автор журнала «Фома», и Владимир Легойда, главный редактор журнала «Фома»

В Древней Церкви праздник, который сегодня называется Рождеством, именовали Богоявлением, по-гречески «теофания» – явление Бога. Его праздновали вместе с Крещением, которое ныне называется Богоявлением. Суть праздника заключается в том, что Бог становится Человеком и открывает Себя людям. Тот, Кто являлся непостижимой тайной, Тот, Кого в древнееврейской традиции напрямую не называли, имя Которого только один раз в году мог произносить первосвященник, заходя в Святая святых Иерусалимского храма, становится Человеком и открывает Себя людям. Такого никогда не было ни в одной религии, ни в одной культуре, это действительно исключительное событие, которое становится центральным моментом всей человеческой истории.

Но почему? Что изменилось с приходом Христа? Что такого важного произошло после того, как Бог стал Человеком? А то, что в отношениях между Богом и человеком произошло самое настоящее преображение: Бог стал очевидно близок, очевидно явлен миру, Его можно было коснуться, и это бесконечно важно, это совершенно меняет все представления человека о Боге, о человеке и об отношениях Бога с человеком. Ближайший ученик Христа, апостол Иоанн Богослов, в своем послании с изумлением вспоминает, как ходил рядом с Самим Богом – но тогда этого никто не понимал: «О том… что мы слышали, что видели своими очами, что рассматривали и что осязали руки наши, о Слове Жизни… мы… и свидетельствуем, и возвещаем вам…» (1 Ин. 1:1–3).

Рождество радикальным образом изменяет и внешнюю сторону религиозности: рождается традиция иконописи. До этого нет изображений Бога в монотеистической традиции евреев: в Писании говорится, что Бога не видел никто и никогда, поэтому невозможно Его изображать. Но с Боговоплощением всё в корне изменяется: Бог явил Своего Единородного Сына как видимое, осязаемое свидетельство о Нем Самом. Когда ученики Христа по своей простоте просили Его «показать им Небесного Отца», то есть Бога, Христос ответил: «видевший Меня видел Отца» (Ин. 14:9). Бога теперь можно увидеть, коснуться, а это значит, Бога можно изображать. Небо сходит на землю, Бог становится Человеком.

Нам далеко до Мюнхаузена