Загадки Бога. Ответы на самые неудобные вопросы о Творце вселенной

Иногда приходится слышать, что все такие свидетельства собраны в одном месте – Евангелии от Иоанна: именно здесь Спаситель говорит: «Я и Отец – одно» (Ин. 10:30), «видевший Меня видел Отца» (Ин. 14:9), здесь Он принимает исповедание апостола Фомы «Господь мой и Бог мой!» (Ин. 20:28).

Будь даже это Евангелие единственным основанием нашей веры в Божественное достоинство Господа Иисуса, сама вера от этого никак не пошатнулась бы. Но на самом деле такие свидетельства рассеяны по всему Новому Завету.

Вспомним хотя бы притчу о Страшном суде, в которой Сам Христос, именующий Себя Сыном Человеческим, восседает на престоле славы, оказывается Судией всех народов и Повелителем ангелов (Мф. 25:31–46). Вспомним фрагмент Евангелия от Луки, когда Спаситель исцеляет десять прокаженных и, удивляясь, что только один из них вернулся поблагодарить Его, произносит: «Не десять ли очистились? Где же девять? Как они не возвратились воздать славу Богу, кроме сего иноплеменника?» (Лк. 17:17–18). Вспомним, наконец, апостола Павла, который пишет галатам, что Евангелие, которое он благовествует, не есть человеческое, ибо он принял его и научился не от человека, но через откровение Иисуса Христа (Гал. 1:11–12), колоссянам – что во Христе обитает вся полнота Божества телесно (Кол. 2:9–10), и римлянам – что Христос есть сущий над всем Бог, благословенный во веки (Рим. 9:5).

Получается, чтобы вывести из Библии учение о Троице, надо соединять друг с другом выдержки из разных книг, да и само слово «Троица» придумать… Нет ли здесь натяжки? Не «додумываем» ли мы за авторов Священного Писания?

Действительно, сам термин «Троица» в Священном Писании отсутствует. Судя по всему, впервые его использовал, говоря о Боге, святой Феофил Антиохийский, живший в середине II века по Р. Х.

Но учение о Троице – далеко не единственное, вызывающее подобные затруднения. И в IV столетии, когда христиане заговорили о «единосущии» Лиц Пресвятой Троицы, и в V веке, когда отцы Халкидонского Собора сформулировали учение о «неслитном, нераздельном, неразлучном и неизменном» единении человеческой и Божественной природы в воплотившемся Сыне Божием, возникали сомнения: а вправе ли богословы использовать понятия, которых – в буквальном смысле – нет в Священном Писании?

«Это серьезное затруднение для той части протестантов, которых принято называть фундаменталистами: нет в Библии – значит, так нельзя и сказать, – говорит протоиерей Максим Козлов. – Но мы исходим из того, что церковное Предание – такой же источник Божественного Откровения, как и Священное Писание. И критерий истинности Предания – непротиворечие зафиксированных в нем догматических формулировок библейскому тексту. Не буквальное соответствие, а именно непротиворечие. Если мы будем руководствоваться этим принципом и одновременно помнить, что Церковь есть Тело Христово и всë мистически глубокое в ее истории совершается Духом Святым, тогда не менее важное значение для нас приобретут свидетельства первых христианских авторов – богословов, мучеников, отцов и учителей Церкви. А для них учение о троичности Бога было недискуссионным уже во II–III столетии».

В богословских спорах последующих эпох оттачивалась точность формулировок, обсуждалось, какие именно места Священного Писания указывают на троичность Бога, но сам принцип триединства Божия Церковь не подвергала сомнению никогда. Это один из немногих вопросов, по которым у православных, католиков и протестантов никогда не было разногласий.

Как узнать волю Бога о человеке, если Он ее не говорит?

Письмо авторам книги: