Загадки Древней Руси

И это — гигантские лесные просторы Восточной Европы и Западной Сибири! Там, что — очень тесно? В эпоху бронзы, в начале железного века? Невозможно поверить! А в Центральной Европе античного времени, где плотность оседлого земледельческо-скотоводческого населения, судя по археологическим данным, была намного выше, ухитрялись передвигаться на территории друг друга и мирно сосуществовать целые народы. И никто не прятался за укрепления!

Опять-таки, повторяем: никакой идиллии тут нет. Оружие здесь делали, и наверняка — не просто так. И на поселениях, и в погребениях встречаются и копья, и мечи, и наконечники стрел, и умбоны щитов, и шпоры. Причем на территории культуры подклошевых погребений все это в ощутимых количествах появилось с приходом туда кельтов, которые примерно со II века до н. э. начали активно перемещаться на восток, вторгаясь в раннеславянскую среду. Мы вообще не представляем себе, как складывались их отношения на самом деле: возможно, были какие-то военные стычки, соседские ссоры из-за владения земельными угодьями. Но войны кельтов со славянами не было! Как не было ее и между всеми ними и германцами, тоже в это время надвигавшимися на эти земли с северо-запада. Напротив, происходило интенсивное «перемешивание» народов, судя по интенсивному «перемешиванию» культурных признаков по той схеме, о которой мы говорили выше. И в результате к рубежу эр на территории бывшей культуры подклошевых погребений возникло новое образование — пшеворская культура [Седов, 1994, с. 159–199]. В. В. Седов считает, что по следам материальной культуры ее можно отнести к славяно-кельтской. Заметим, кстати, что тот громадный «промышленный» район в Силезии, где процветала кельтская черная металлургия, входит в ареал именно пшеворской культуры. И жил он достаточно долго: от III–I веков до н. э. до III–IV веков н. э.

И все-таки кому-то на этих землях становилось тесно. Кто-то мог ужиться с пришельцами, а кто-то — нет. И часть носителей первой раннеславянской культуры — подклошевых погребений — и их соседей-балтов — поморской культуры — уходила со своей исконной земли на восток, в места, по-видимому, менее плотно заселенные. Особенно это касается тех, кто пришел в бассейн крупнейшего днепровского притока — Припяти. Это в основном глухие болотистые леса, на рубеже эр практически незаселенные. Поэтому пришельцы еще долго здесь сохраняли свой исконный культурный облик. А вот те, кто пришли на верхний и средний Днепр, смешались с местным населением: на верхнем Днепре — с местными балтами, на среднем — с потомками скифов-пахарей, как их называл еще «Отец истории» Геродот.

В археологии все три группы этого населения принято считать одной, так называемой зарубинецкой культурой. Она существовала как самостоятельная культура со II века до н. э. по III век н. э., и в результате разных подвижек населения, главным образом, из-за сарматских набегов из степи вверх по Днепру, ушла на север и северо-восток с насиженных за четыре века мест и растворилась в других культурах. С ней связано два любопытных для нас момента.

Первое. «Зарубинцы», много поколений жившие в условиях относительного мира еще у себя на родине — на Висле, в Южной Прибалтике — и никогда не строившие укрепленных поселений, быстро освоили это занятие, попав на средний Днепр. Вот что значит иметь соседей-кочевников! Но и это не помогало. Мирный земледелец не хотел мириться с каждодневной угрозой грабежа и разоренья, а то и угрозой смерти или рабства. А умения дать отпор да и сил для этого еще не было! И в результате он ушел подальше от степи, в менее плодородные и климатически благоприятные районы. Но, воистину, жизнь дороже! Так что с кельтами и даже германцами уживаться было проще [Седов, 1994, с. 200–217].

Второе. Никто из специалистов до сих пор не смог однозначно определить языковую, этническую принадлежность «зарубинцев». Многие считают их раннеславянской группой. В. В. Седов, например, полагает, что невозможно ретроспективным методом связать их с более поздними славянами, заселившими эти территории, и, скорее всего, это какая-то диалектная славяно-балтская группа, не оставившая после себя прямых языковых потомков [Седов, 1994, с. 217–219]. В общем, это одна из нерешенных загадок ранней истории славян.