Унгерн хорошо бы вписался в СС Гитлера, если бы дожил до этих времен. Эсэсовский орден — это был черный орден, ведь не зря же и цвет формы был черным. Как известно, Гитлер сам был помешан на мистике и эзотерике.
Историки сходятся в одном — Унгерн чувствовал себя мессией, посланным на землю, чтобы победить хаос и вернуть человечество к нравственности и порядку. При этом цели барон ставил в мировом масштабе, поэтому средства годились любые, даже массовые убийства.
Ненависть к большевикам и евреям у него была патологическая, он ненавидел и уничтожал и тех, и этих. 50 человек он поголовно истребил, хотя это стоило ему достаточных усилий, они скрывались под защитой местных авторитетных купцов. Скорее всего, он считал евреев виновными в свержении его любимой монархии и небезосновательно считал виновными в убийстве царя. Возможно, он мстил за его убийство.
Однако на суде Унгерн открещивался от своих кровавых деяний, говоря «не помню», «все может быть». Все это породило версию о сумасшествии Унгерна. Однако некоторые исследователи уверяют — он не был умалишенным, но точно был не таким, как все, лишь потому, что маниакально следовал выбранной цели.
По словам современников, Унгерн легко впадал в ярость и при случае избивал всякого, кто находился рядом. Барон не терпел советчиков, особо наглые могли даже лишиться жизни. Для него не имело значения, кого ударить плетью — простого рядового или офицера. Даже своего первого заместителя генерала Резухина он однажды избил на глазах у подчиненных. При этом, раздавая тумаки, Унгерн с уважением относился к тем офицерам, которые после удара от него хватались за кобуру пистолета. Таких он ценил за смелость и больше не трогал.
Унгерн бил офицеров за нарушение дисциплины, за разврат, за разграбление, за пьянство. Бил кнутом, плетью, привязывал к дереву на съедение комарам, в жаркие дни сажал на крыши домов.
В захваченной войском барона Урге в первые дни повсюду чинились грабежи и насилие. Историки до сих пор спорят — то ли Унгерн таким образом дал солдатам отдых и возможность насладиться победой, то ли просто не смог их удержать. Впрочем, порядок он там навел быстро. Но без крови барон уже не мог. Начались репрессии — аресты, пытки, казнили всех, кто казался подозрительным, а таковыми были все — русские, евреи, китайцы и даже сами монголы.
При бароне в Урге орудовал комендант Сипайло по прозвищу Макарка-душегуб. Он лично пытал и казнил и своих, и чужих. Этот изувер отличался особой жестокостью и кровожадностью. Сипайло говорил, что большевики убили всю его семью, поэтому сейчас он мстит, при этом собственноручно душил не только пленных красноармейцев, предателей и евреев, но даже своих любовниц. Унгерн не мог этого не знать. Так же, как и остальным, Сипайло иногда перепадало от барона, который считал коменданта беспринципным и опасным. «Если понадобится, он и меня может убить», — говорил барон. Но такой человек Унгерну был нужен. Ведь на животном ужасе и страхе за жизнь держалось самое главное — повиновение людей.
Однако не все историки убеждены, что Унгерн воевал только во имя своей высокой цели. Некоторые исследователи считают, что действиями опального генерала могли умело руководить.
Совсем недавно в руки к историкам попали ранее неизвестные протоколы допросов барона Унгерна. Одним из пунктов обвинения был шпионаж в пользу Японии. Этого Унгерн так и не признал, однако некоторые факты говорят о том, что он действительно имел тесные отношения с правительствами двух государств — Японии и Австрии. Это подтверждают переписка с советником австро-венгерского посольства и большое число вражеских, японских офицеров в рядах Азиатской дивизии. Именно поэтому некоторые историки выдвинули версию о том, что Унгерн вполне мог быть двойным агентом: параллельно работать и на ту, и на другую разведку. Австрия была родной для него страной, а Япония — желанным союзником в борьбе с китайскими и российскими революционерами. Хотя о достоверности этих версий историки спорят до сих пор.
Япония не снабжала Унгерна оружием. Унгерн не находился в постоянной связи с Японией, чтобы отсылать туда разведданные. Более того, когда Унгерн шел на Россию, он был совершенно дезориентирован в ситуации. Он надеялся, что японцы наступают на Забайкалье, что там где-то наступают белые.
Более того, японское правительство охотно поддерживало друга и бывшего командира Унгерна — атамана Семенова. Есть свидетельства того, что Унгерн вел переписку с японцами, надеясь на их поддержку в своем походе против большевистской России. В засекреченных архивах до сих пор хранятся данные от японских агентов из унгерновской дивизии.