Загадки и тайны холодной войны

На следующий день переговоры продолжились в здании советского посольства в Вене. Американские дипломаты предупреждали президента:

– Хрущев, несомненно, не хотел бы рисковать большой войной. Но реальная опасность состоит в том, что он может не сознавать, что дело идет к войне. Его необходимо недвусмысленно предупредить, что Соединенные Штаты не позволят выставить себя из Берлина.

Джон Кеннеди понимал, что должен продемонстрировать твердость, но не знал, как это сделать. В Париже Шарль де Голль объяснил американцу:

– Важно, чтобы Хрущев поверил в твердость западной позиции. Но существует опасность, что он вам не поверит.

Разговор зашел о Берлине и сразу же приобрел очень жесткий характер. Президент Кеннеди объяснял свою позицию:

– Господин председатель, Соединенные Штаты находятся в Западном Берлине по праву победителя в войне, это право не может быть отменено в одностороннем порядке. Кроме того, каждый американский президент подтверждает те гарантии, которые наша страна дала другим государствам. Если мы откажемся от этих гарантий, нам же никто не будет верить. Если нас вытеснят из Западного Берлина, гарантии, которые мы дали Европе, ничего не будут стоить.

Но Хрущев держался очень твердо:

– Господин президент, если вы будете настаивать на праве доступа в Западный Берлин после того, как мы подпишем мирный договор с Германской Демократической Республикой, вы рискуете военным столкновением. Имейте в виду, если ваши войска пересекут границу ГДР, мы ответим на вашу агрессию.

Кеннеди уточнил:

– Господин председатель, вы готовы рискнуть военным столкновением Соединенных Штатов и Советского Союза из-за статуса Западного Берлина? Господин председатель, начать войну легко, значительно сложнее сохранить мир.

Хрущев был уже вне себя:

– Господин президент, мы войны не хотим, но если вы ее начнете, то будет война. Только имейте в виду, что мы от своего решения не отступимся и в декабре подпишем договор с Германской Демократической Республикой.

И тогда Кеннеди произнес фразу, которая вошла в историю:

– В таком случае, господин председатель, зима в этом году будет холодной.

Молодой Джон Кеннеди не произвел впечатления на Хрущева. Вернувшись в Москву, Никита Сергеевич пренебрежительно заметил:

– Да, если сейчас у американцев такой президент, то мне жаль американский народ.

Министр иностранных дел Громыко, выступая на партактиве Министерства иностранных дел, сказал:

– Если попытаться образно выразиться, то это была встреча гиганта и пигмея.

Поэт и главный редактор журнала «Новый мир» Александр Трифонович Твардовский, прочитав материалы встречи в Вене, записал в дневнике: «Порядочно смущен заключительной беседой Никиты Сергеевича с Кеннеди. Не может же быть, чтобы мы и впрямь напрашивались на войну».

Обмен язвительными выпадами между двумя руководителями продолжился заочно.

– Говорят, что Западный Берлин невозможно защитить, – заявил публично Кеннеди. – То же в войну говорили и о Сталинграде. Любую позицию можно сделать неприступной, если люди – храбрые люди – берутся за это. Мы не хотим воевать, но мы не позволим коммунистам выбросить нас из Берлина.

Но Хрущев не верил в готовность американцев сражаться за Берлин. На своей даче на Черном море Никита Сергеевич принял американского дипломата Джона Макклоя и сказал ему:

– Если западные войска попытаются силой проложить себе путь в Берлин, «мы будем противостоять вам силой. Война будет термоядерной. Вы и мы, вероятно, выживем. Но все ваши европейские союзники будут уничтожены.

Никита Сергеевич так расписывал мощь термоядерного оружия, что маленькая дочь Макклоя расплакалась.

Даже если что-то не получалось, Хрущев мог утешить себя, что он стал одним из главных игроков на мировой сцене. Вальтер Ульбрихт не имел такой компенсации. Он не мог остановить бегство сограждан, особенно молодых и образованных.

Бегство из ГДР принимало пугающие масштабы. В феврале 1960 года убежало около десяти тысяч человек, а в мае – вдвое больше. Ульбрихт жаловался, что Федеративной Республике помогают Соединенные Штаты и западноевропейские страны, поэтому западные немцы восстановили свои города, платят рабочим высокую зарплату и сокращают рабочий день. Учителя и врачи получают на Западе вдвое больше. И промышленное производство в ФРГ растет более быстрыми темпами. Ульбрихт втолковывал Хрущеву:

– Мы понимаем, что наши просьбы требуют больших жертв от вас, но вы понимаете, что нашей экономике необходимо помочь.

Хрущев не мог бесконечно отмахиваться от просьб и требований ГДР. Его собственная репутация тоже зависела от ситуации в Восточной Германии. Поэтому он удовлетворял просьбы Ульбрихта, говорил:

– Ваши заботы – это и наши заботы.

Когда Хрущев осознал, в каком бедственном положении находится ГДР, он сказал Ульбрихту:

– Мы и не подозревали, что ГДР так экономически уязвима.