Вместе с полководцами татарами были пленены также 8520 польских воинов, 80 важных вельмож и 127 офицеров. Казаки, в свою очередь, получили знамена, ружья, боеприпасы и 41 пушку. Так прекратило свое существование 20-тысячное польское коронное войско. И если разгром передового отряда при Желтых Водах еще давал полякам возможность оправиться, то гибель всей армии произвела гнетущее, удручающее впечатление на польское общество. Как витиевато писала одна из тогдашних английских газет, «Польша в пыли и крови пала под ноги казаков». К тому же незадолго до окончившегося катастрофой сражения 10 мая умер польский король Владислав IV (1633–1648 гг.) и в стране наступило безвластие, особенно болезненное на фоне катастрофических поражений гражданской «домашней войны». Казна была пуста, и реально возглавивший государство канцлер Ежи Осолинский понимал, что ему нужно выиграть время, готовясь к новому витку противостояния. В этих условиях он пошел на переговоры с Богданом Хмельницким, поручив вести их лидеру православной шляхты Адаму Киселю. В передышке был заинтересован и казацкий гетман, выдвинувший достаточно скромные условия: увеличить реестр до 12 тысяч казаков, возобновить казацкое самоуправление и вернуть вольности, разрешить конфликты униатов и православных в спорах за храмы. Казацкая территория, по мнению гетмана, должна была доходить на западе до Белой Церкви, причем на этом же настаивал и крымский хан, требуя от поляков, «чтобы до Белой Церкви воевод и старост не было, и только вольное казацкое княжество…» Было понятно, что обе стороны тянут время, готовясь к новой решительной битве.
Впрочем, простой народ, почувствовав вкус победы, не особо беспокоил себя юридическим закреплением побед над поляками и был вполне удовлетворен открывшимися на практике возможностями. Уверовав в собственную силу, казаки, крестьяне и мещане начали реализовывать свои давние желания освободиться от зависимости и отомстить угнетателям, выплеснув на них накопившуюся за долгие десятилетия концентрированную ненависть в виде волны погромов и убийств, накрывшей Левобережную и Правобережную Украину. Очень быстро, в считаные недели, представители польской власти, шляхта, ксендзы, евреи были истреблены либо, если им повезло, успели бежать в Польшу. Шляхтич Иоахим Ерлич писал: «Только лишь шляхта, киевские обыватели узнали о разгроме гетманов и коронного войска, сразу, в тот же час, начали укладываться на возы с женами и детьми, оставляя хозяйство и все, кто что мог, едва ли не с душами своими, покинув свои оборонные замочки по городкам и селам и укрепленные дворы».
Хуже всего пришлось евреям, ненависть к которым была замешана на социально-экономической основе – они часто были непосредственными угнетателями украинского крестьянства, арендаторами и управляющими фольварков, а также шинкарями и корчмарями. Усиливалась нелюбовь как к евреям, так и к полякам религиозными, культурными и ментальными факторами. Так называемая «Летопись Самовидца» так описывает трагические события лета 1648 г., происходившие после Корсунской битвы: «Где колвек знайшлася шляхта, слуги замковіє, жиды и уряды міскіе – усе забияли, не щадячи ані жон і дітей их, маетности грабовали, костели палили, обваліовали, ксіондзов забияли, двори зась и замки шляхецкіе и двори жидовскіе пустошили, не зоставаючи жадного цілого. Рідкій в той кріві на тот час рук своих не умочил и того грабленія тих добр не чинил».
Поляки не оставались в накладе и не уступали повстанцам в жестокости, а то и превосходили их, щедро поливая кровью зерна ненависти, и так уже упавшие на благодатную удобренную многолетними страданиями народа почву. Принявший католичество и польскую культуру потомок русско-литовского рода Вишневецких, богатейший магнат края князь Иеремия (Ярема) Вишневецкий (1612–1651 гг.), которого Львовская летопись называет «из руского поколения лях», и его войско, отступая в польские земли, оставляло за собой выжженную землю и сожженные украинские села с непогребенными телами мужчин, женщин, стариков и детей. И если в Польше рукоплескали «подвигам» Вишневецкого, то украинцы после такой неимоверной жестокости лишь озлоблялись еще сильнее и клялись биться с католиками-ляхами (так называли поляков) безо всякой пощады насмерть.