Загадки истории. Маршалы и сподвижники Наполеона

Однако эта, по сути, первая крупная победа французов в Русской кампании не принесла большой радости маршалу. Напротив, она образовала некую трещину в его отношениях с императором. Надо сказать, что до похода в Россию Ней, не обладавший даром стратега, выступал в роли беспрекословного исполнителя приказов Наполеона, никогда и ни в чем ему не переча. И хотя он изначально считал кампанию 1812 года ошибкой, мнения своего ему не высказал, а честно и добросовестно продолжил исполнять свой воинский долг. Однако опыт предыдущих сражений с русскими подсказывал ему, что они – особый противник, разгромить которого окончательно вряд ли возможно. Вот почему после взятия Смоленска он предложил императору на этом остановиться и не углубляться дальше в русские земли. Тот вроде бы сначала прислушался к совету маршала и даже задумал укрепить позиции армии в Смоленске, а самому обосноваться в Витебске и потом уже решать, продолжать ли наступление и если да, то в каком именно направлении. Но затем император отказался от этого плана. А зря!

Второе несогласие Нея с действиями Наполеона обнаружилось во время знаменитой Бородинской битвы [26 августа (по старому стилю) или 7 сентября (по новому стилю) 1812 г.]. На этот раз маршал был довольно резок в их оценке и позволил себе даже выдвинуть императору требования. Надо сказать, что на поле боя Ней не боялся ничего, даже гнева Наполеона.

Как известно, генеральное сражение, которое состоялось в тот день в 108 верстах от Москвы, было чрезвычайно упорным и ожесточенным. Ни одна сторона не хотела ни в чем уступить противнику. Бой шел за каждый редут, за каждую высоту, за каждую пядь земли. Достаточно упомянуть лишь о знаменитых Семеновских флешах или Утицком кургане, которые не раз переходили из рук в руки. Вместе с другими подразделениями французской армии корпус маршала Нея более семи часов подряд атаковал Семеновские флеши и батарею Раевского. Очевидцы вспоминали, что «во время Бородинской битвы рыжие волосы маршала стали черными от пороха, поскольку он всегда находился вместе со своими наступающими войсками, и если под ним убивали лошадь, он требовал другую для довершения атаки».

В результате фронт русских был прорван, но не окончательно. Чтобы закрепить успех, нужны были подкрепления. Опьяненный предчувствием близкой победы, Ней обратился к императору с настоятельной просьбой – ввести в бой резервы. К ней присоединился и Мюрат. Но Наполеон не внял ни просьбам, ни требованиям маршалов, заявив, «что еще ничто не определилось и что, прежде чем пустить в дело резервы, он хочет хорошенько уяснить себе свой шахматный ход». Реакция Нея на это заявление была весьма бурной. Бывший ее свидетелем граф Ф. де Сегюр в своей книге «Поход в Москву в 1812 году» писал: «Когда эти слова передали Нею, то он, под влиянием своего пылкого и безудержного нрава выйдя из себя, гневно воскликнул: „Что же, мы пришли сюда для того, чтобы посмотреть на поле сражения? Что делает император позади армии? Чего он там дождется, кроме поражения? Уж если он больше не полководец и не воюет сам, а желает повсюду разыгрывать императора, пусть он убирается в Тюильрийский дворец и предоставит нам самим командование!“».

Наполеону конечно же передали дерзкие слова маршала. Однако он не только не подал вида, что знает о них, но и на следующий день после Бородинского сражения назвал Нея героем, сыгравшим в нем главную роль, и пожаловал ему за это титул князя. Но какого? Многие исследователи долгое время называли маршала князем Московским. Однако автор книг «Созвездие Наполеона. Маршалы Первой Империи» и «Генералы Наполеона» известный петербургский историк Владимир Николаевич Шиканов убедительно доказал, что Нею был пожалован титул князя Москворецкого. Его аргументы сводятся к следующему: «Во французском языке город Москва и река Москва обозначаются двумя разными словами. И Мишелю Нею был пожалован титул именно князя Москворецкого, князя Москва-реки. Произошло это потому, что во французской историографии Бородинское сражение называется битвой при Москва-реке. Хотя мы знаем, что Москва-река протекает достаточно далеко от поля сражения». «Но Наполеон был прекрасный психолог, – пишет далее историк. – Он знал, что для жителей Западной Европы слово „Бородино“ мало что будет означать. Другое дело, „битва при Москва-реке“. Сразу возникает ассоциация с древней русской столицей. Смысл этого сражения для Наполеона был в том, что оно открывало ему ворота древнерусской столицы. И действительно, вскоре после той баталии Великая армия вступила в Москву».