Загадки истории. Злодеи и жертвы Французской революции

Само собой, что, занимаясь политикой, он не забывал о себе: как в денежных, так и в амурных делах. О взяточничестве Талейрана написано столько, что здесь как бы и не стоит повторяться (тем более, что настоящая его карьера как взяточника началась позже); скажем несколько слов о любовных связях, которых у него было множество. Его сын от графини де Флао (номинально именовавшийся все-таки граф Флао) унаследовал обаяние отца и считался одним из величайших соблазнителей во французской армии. Позже он был графом Империи, адъютантом Наполеона и любовником его падчерицы Гортензии; его сын от Гортензии, герцог Морни, был главным организатором переворота, сделавшего президента Второй республики Луи-Наполеона императором Наполеоном III.

Стоит упомянуть и о том, что когда Талейран стал министром иностранных дел, сменив на этом посту некоего Шарля Делакруа — многие поговаривали, что Шарль-Морис подменял своего тезку не только в министерском кресле. Точных доказательств нет, но если поглядеть на портреты великого французского художника Эжена Делакруа и сравнить их с портретами знаменитого министра, то подобные предположения совсем не покажутся высосанными из пальца.

Об амурных делах Талейрана еще будет идти речь в дальнейшем, пока же вернемся к политике. Под конец работы Учредительного собрания Талейран выступает с докладом по проблемам народного образования.

Идеи этого доклада, по нашим понятиям, самые заурядные: всеобщее начальное образование («нация дает всем бесплатно необходимые элементарные знания»), далее — три ступени более высокого образования — уже платные; учебные заведения — светские, но с обязательным преподаванием основ религии и так далее. Но не забудьте, что в XVIII веке, даром что он именовался Веком Просвещения, существовали только платные школы, да кое-где — бесплатные начальные под эгидой церкви. Воистину, идеи Талейрана были революционными! Более того — целью школы, по его плану, было «пробудить в юных умах инициативу, дух свободы, любознательность». Дает ли это школа XXI века, целью которой является воспитание «идеального потребителя» или, в лучшем случае, — натаскивание на тесты? Ох, сомневаюсь…

Конечно, доклад этот не был делом одного Талейрана: в числе его сотрудников при подготовке были многие, в том числе знаменитые ученые: Лаплас, Монж, Кондорсе…

Вообще Революция и Республика уделяли проблемам образования самое пристальное внимание. Позже, в Конвенте, этой проблемой занимался Сен-Жюст, а также другой наш персонаж, Барер. Мы бы сказали, что их программы сильно заражены тоталитарным духом. Так, Сен-Жюст полагал, что учителями лучше всего делать стариков — из тех соображений, что они уже не могут служить Отечеству оружием или, скажем, работать в поле, так пусть хотя бы учат.

По формуле Барера, всякий (независимо от пола и возраста) должен служить нации своим трудом, богатством, советами, силой и кровью. Считая, как и Талейран, необходимой систему всеобщего хотя бы начального образования (обучение элементарной грамоте и таблице умножения; еще раз напомню, что в конце XVIII века эта мысль все еще была революционной!), Барер полагал, что составной частью такого образования должно быть обучение патриотизму. Отечество должно быть для гражданина учителем во всем, а Республика должна обучить народ добродетелям. «Гражданин, — писал Барер, — с момента рождения принадлежит своему отечеству».

Вероятно, далеко не все идеи, выдвинутые тогда, были бы нам по душе. Но надо помнить, что эти люди делали первые шаги в проблеме общего образования. И надо было набить много шишек, чтобы понять, какие опасности существуют на этом пути.

Но мы не имеем права забывать, что революционное правительство видело и понимало значение образования и науки. В самый страшный период Террора, в худшие дни Республики на нее продолжали работать — и по убеждению, а не по принуждению — такие ученые, как Бертолле, Монж, Вандермонд, Фуркруа. Государственное обучение, государственная поддержка науки, при всех связанных с этим издержках, все-таки остаются совершенно необходимыми, и великая заслуга Французской революции в том, что она поставила эти вопросы на порядок дня. Что же до ошибок, то тогда трудно было предвидеть, куда заведет этот путь.

7

В тот день, когда Америка придет в Европу, мир и безопасность будут из нее надолго изгнаны.

Талейран

После роспуска Учредительного собрания Талейран вплотную берется за дипломатию, участвует в переговорах с Англией. Но революция идет вперед, и во Франции становится «уж очень горячо». Он чувствует, что всей его ловкости не достанет, чтобы удержаться на гребне революционной волны; после 10 августа он решает, хотя бы на время, перебраться в Англию. Все же он пытается усидеть на двух стульях, и уехать в Англию не эмигрантом, а представителем французского правительства. Для этого он просит у Дантона соответствующие документы: он-де намерен вести в Англии переговоры о создании общей системы мер и весов.