Загадки Хаирхана

— Все-таки я прав. Петроглиф выбит в память о победе, о мужестве. Вспомните о наскальных надписях царей Урарту, Ассирии, Вавилона — именно так они стремились увековечить свои подвиги.

Ни Березкин, ни я ничего Сахарову не ответили. Но самый молодой спелеолог в отряде, студент-второкурсник философского факультета Петя, решил выступить со своей точкой зрения.

— А может быть, это другое. Может быть, мы зря не признаем за неолитическим человеком, говоря современным языком, способности к философским обобщениям?

Маленький, белобрысый, с веснушчатым носом, Петя старался держаться как можно прямее, чтобы казаться выше и солиднее.

— Что вы имеете в виду? — спросил я.

— Мне думается, что петроглиф — краткое изложение сути эпохи: вражда человека с человеком и борьба человека с человеком — беспощадная, звериная, любыми средствами, до конца.

— «И вечный бой!..» — не без иронии процитировал Блока Сахаров. — Не надо усложнять. Неолитического вождя так же обуревала жажда бессмертия, как и многих после него. Поэтому он разбил недолговечный глиняный сосуд и велел высечь петроглиф.

Я хотел возразить Сахарову, но промолчал, потому что каждый из нас имел право на свое истолкование петроглифа. Строго доказать свою правоту едва ли кто-нибудь сумел бы, а в ходе расследования пришлось отбросить уже не одну скороспелую гипотезу.

И все-таки я думал, что Сахаров неправ, и мне казалось, что я начинаю угадывать смысл петроглифа. Я вовсе не настаиваю на своем выводе. Всякий прочитавший мой очерк вправе высказать свое суждение, ибо в его распоряжении находятся те же факты, которыми оперировали и Сахаров, и философ Петя, и я. Правда, при исследованиях немалое значение имеет внутренняя настроенность человека, то особое состояние души и ума, которое складывается в процессе работы и которое искусственно не создашь. Быть может, только поэтому, подводя итог, я осмеливаюсь выступить со своим мнением.

Картина, которую я сейчас постараюсь набросать, возникла интуитивно, как бы помимо конкретных размышлений. Я бы сказал, что она имеет эмоциональное, а не рассудочное происхождение и лишь позднее обрела, как я надеюсь, логическую законченность… Я постарался представить самого себя на месте неолитического человека, хоть мысленно «пожить в его шкуре», чтобы угадать, какие тревоги его волновали, какие заботы он старался разрешить.

Вечером, когда все сидели у костра, я один пошел к пещере. Из черного входа в нее веяло холодом и сыростью. Помедлив, я огляделся. Светила полная луна, и желтовато-зеленый свет ее заливал всю необозримую, теряющуюся в голубоватом тумане степную равнину. Я знал, что равнину на юге замыкают хребты Танну-Ола, а на севере, сразу за Енисеем, — горы Восточного Саяна. И я представил себе, как с гор на степную равнину спускаются кочующие неолитические племена — не очень многочисленные, враждебно настроенные друг к другу, видящие в каждом чужом человеке врага. Они неизбежно встречались на берегах Енисея и, встречаясь, вступали в бой. Они бились за жизненные пространства, точнее — за охотничьи угодья, а долина Енисея — это самое благодатное место в Тувинской котловине, и за право жить и охотиться на берегах великой реки наверняка происходили особенно жестокие сражения.

После одного из таких сражений между соседними племенами и был выбит на стене хаирханской пещеры загадочный петроглиф.

Осторожно раздвинув кусты, я шагнул в холодный мрак пещеры. У входа еще лежали на полу зеленоватые пятна лунного света, но дальше темнота становилась непроницаемой.

Я зажег фонарь и направил луч на стену. Круг света последовательно вырвал из мрака, как из глубины веков, лучников, убитых, сломанные стрелы, копьеметателей… Еще раз мысленно перебрал я все известные нам факты, еще раз задумался над деталями, добытыми хроноскопом: вождь топором разбивает глиняный сосуд с пиктограммой молодого художника, старый художник высекает ту же пиктограмму на стене. Одну за другой отбрасывал я прежние гипотезы. Заключение перемирия? Нет, потому что после сломанных стрел изображены воинственные копьеметатели. Самовосхваление вождя? Едва ли, потому что ни сам вождь, ни его тотем не изображены. «Философская суть эпохи»? Но неолитическому человеку явно незачем было беспокоиться о ее выражении. Краткий мир, сменившийся войной? Предположение Сахарова отпадало, потому что позднее другой художник выбил на стене петроглиф.

И тогда возникла мысль, что петроглиф — это соглашение между двумя враждующими племенами, что в пещере, когда заключалось соглашение, находились два вождя. Один из них приказал сделать глиняный сосуд и нанести на него пиктограмму. Но когда сосуд с пиктограммой показали второму вождю, тот ударом каменного топора доказал, сколь непрочно это изделие, и велел своему художнику — старику — высечь петроглиф.