— Я работаю в газете, — сухим голосом сказала Кэндис, чтобы хоть что-то сказать.
— Да? А в какой? — заинтересовался Майк.
— «Культурный Нью-Йорк», — сквозь зубы ответила Кэндис.
Краем глаза она заметила, как Глория от удивления раскрыла рот.
— Пишете?
— Да.
— Про что?
— Про культурную жизнь.
— Интересно?
— Очень.
— Понятно.
— Я рада.
— По-моему, ты меня ненавидишь.
— По-моему, это взаимно.
— Отнюдь нет.
— Прекрасно.
Кэндис добавила в чай третий и четвертый кусочки сахара. Как она будет это пить, непонятно. Но лучше уж бесконечно добавлять сахар в чай и размешивать его там, чем и дальше вести этот то ли разговор, то ли допрос, то ли вообще перестрелку.
— Послушайте, Брэндон, Кэнди, что вы делаете? — встрял Майк.
— Беседуем.
— Я не хочу быть свидетелем убийства.
— Не волнуйся, тебя не заставят свидетельствовать против близкого родственника.
— Брэндон, ну будет тебе! — поддержала Майка Глория. — Все понятно, у тебя первая выставка, многое пошло наперекосяк из-за обморока Кэнди...
— Все.
— Что — все?
— Все пошло наперекосяк.
— Значит, такова судьба!
— Ну-ну. Судьба. Остаться безвестным. Продолжать и дальше снимать безмозглых красоток для «Космополитен».
— Ты работаешь в «Космо»? — восхитилась Глория. Похоже, этот факт произвел на нее большее впечатление, чем вся выставка. Что поделаешь, издержки воспитания...
— Да, — раздраженно отозвался Брэндон. — Судя по всему, и дальше буду.
— Твои фотографии очень непохожи на работу человека, который большую часть времени снимает девиц для «Космо», — задумчиво заметила Кэндис.
— Если мне нужно что-то есть, это еще не значит, что у меня нет души.
Эта реплика повисла в воздухе. Кэндис показалось, что ее на секунду ослепило.
— Да. Конечно, — согласилась она совсем другим тоном.
Брэндон посмотрел на нее по-новому.
— А ты? Ты пишешь для себя? — спросил он.
— Нет.
— Почему?
— Не хочется.
— Ты — журналист, которому не хочется писать?
— Да.
— Как так?
— Деньги зарабатываю.
Кэндис покраснела. Какая чудовищная ложь! За всю жизнь она не заработала ни доллара. И как стыдно, что это ложь... Иные начинают работать лет в шестнадцать. И пусть мама с папой сколько угодно твердят, что это удел неудачников из семей неудачников! По мнению Кэндис, это и есть настоящая жизнь. Без труда... Без труда человека нет. Да, женщины в этом плане в более выгодном положении, но ведь и заботы о доме — тоже труд, а ей, Кэндис, не приходится и пальцем о палец ударить, чтобы у нее все было, начиная от отглаженной одежды и заканчивая красным кабриолетом.
— А вообще я гораздо больше люблю читать, — призналась она, чтобы этой правдой загладить предыдущую ложь.
— Да, Кэнди постоянно таскает с собой книги, — подтвердила Глория. — Даже на вечеринки. Иногда это становится просто смешно.
Кэндис обиделась. Она вообще все сильнее и сильнее злилась, а так как ей с детства внушили, что злиться — это плохо, то вместо злости она приучилась чувствовать обиду и боль. Плакать вместо того, чтобы рычать. Кусать себе пальцы, когда хочется крушить все вокруг...
Она не понимала, зачем она здесь, что она делает и чем все это закончится. Хотелось только, чтобы закончилось поскорее. Очень славно, конечно, что Глория наконец-то нашла себе парня по душе, но она-то, Кэндис, тут при чем? Или ей теперь сидеть на страже личного счастья подруги? Может, еще покараулить дверь спальни?
Если бы она была не в таком уязвимом состоянии, все было бы гораздо легче. Но «если бы» — это только слова, увы. И она сейчас такая, какая есть. Ошалевшая от бессонницы и еще больше — от нескольких часов нездорового забытья, помятая, расклеившаяся, нервозная, агрессивная женщина, которую только что предал мужчина и которая поэтому ненавидит целый свет. Пусть от ненависти она плачет, а не рычит, не важно. Ненависть есть ненависть. Разрушительное чувство.
Кэндис очень хотелось что-нибудь разрушить. Ну хотя бы завязывающиеся отношения. Хотя бы чье-то хорошее настроение. Хоть что-то!!!
— Знаете, я не хочу тут больше находиться, — громко и отчетливо заявила она. От слов ее все присутствующие остолбенели. — Вы классные люди, все о'кей, но я еду домой. Глория, не обижайся. Тебе нет нужды везти меня, я поймаю такси. Желаю приятно провести время. Извините, если что не так, — выпалила Кэндис и вскочила.
Точнее она собиралась вскочить, но едва удержалась на ногах. Слабость была слишком велика.
— Кэнди, ну что такое? — растерялась Глория.
— Все отлично. А когда я окажусь дома, будет еще лучше. Где моя сумка?
— Я провожу до такси, — сказал Брэндон.
— Не нужно.
— Нужно. Так будет безопаснее. Возражения не принимаются.
Кэндис проигнорировала его слова. Она знала, что ей не хватит сейчас сил отказаться от его компании, но ей было почти все равно. Лишь бы поскорее убраться отсюда. Кэндис не понимала до конца, что с ней творится, но чувствовала себя как механизм, с которого сняли корпус-коробку и он остался беззащитен перед песком, и ветром, и водой, и чужими руками... Нет, она ощущала себя не просто беззащитной. В ней что-то ломалось. Что будет дальше? Останется ли она вообще? Будет ли работать как-то по-другому? Или исчезнет?