Загадки малорусской истории. От Богдана Хмельницкого до Петра Порошенко

Получив такое распоряжение, Герцберг отказался от дальнейших контактов с «представителем Малороссии» и даже потрудился составить специальный комментарий на сей счет. «Король одобрил ответ, который я дал этому казацкому эмиссару Капнисту, – подчеркивал он. – Я сказал ему, что я не принимаю никакого участия в этом деле и не хочу в него впутываться; что только тогда, когда будет война между Пруссией и Россией, тогда казаки должны будут смотреть, хотят ли они обращаться к королю, но что мне было бы приятнее, если бы ко мне не обращались, так как я не люблю подстрекать недовольных».

Стоит заметить, что ранее канцлер ничего не сообщал о своей нелюбви к подстрекательству и вообще в комментарии его отповедь «Капнисту» представлена в форме категорического отказа, хотя, изложенная в рапорте королю, она больше напоминает уклончивый ответ. Как бы там ни было, на том дело и кончилось. Переговоры не возобновлялись.

Суррогат «доказательств»

Сообщение Дембинского вызвало неуемный восторг у украинских «национально сознательных» деятелей. Особенно у Михаила Грушевского. Хотя имя человека, назвавшегося Капнистом, нигде в документах не фигурировало, а носителей этой фамилии в период, о котором шла речь, насчитывалось несколько (кроме Василия, его старшие братья – Петр и Николай), Михаил Сергеевич ничтоже сумняшеся заявил, что в Берлин ездил «бесспорно не кто иной», как известный писатель Василий Капнист. «Правда, – признавал Грушевский, – с той стороны – каких-то политических протестов – он нам до сих пор неизвестен, но и вообще его роль в обществе тех времен известна нам очень мало».

С тех пор Михаил Грушевский стал именовать Василия Капниста «одним из выдающихся представителей украинской интеллигенции», а историки принялись тщательно изучать его жизнедеятельность. Но…

Но никаких следов пребывания писателя в Пруссии не обнаружилось. Не нашлось таких следов и в Польше, через которую Капнист неминуемо должен бы был проезжать. Не оказалось упоминаний о путешествии в Берлин также в семейных архивах Капнистов, как и в семейных преданиях. Потомки дворянского (к тому времени уже графского) рода только пожимали плечами. Мало того, позднее исследователи установили, что весной 1791 года Василий Капнист вообще не покидал пределов Малороссии. Это заставило некоторых историков предположить, что к Герцбергу обращался Петр Капнист, пребывавший в указанное время во Франции и оттуда, возможно (никаких доказательств тому опять же не было), съездивший в прусскую столицу. Однако и данная версия выглядела очень сомнительной.

«Источник, из которого почерпнуто г. Грушевским это сведение (о «миссии Капниста». – Авт.) – довольно мутный, – констатировали видные малорусские историки братья Андрей и Николай Стороженко. – И вряд ли оно может выдержать строгую историческую критику; скорее в нем следует видеть чью-то досужую сплетню».

Впрочем, отсутствие доказательств, настораживая настоящих ученых, никогда не служило препятствием для «национально сознательных» авторов, сочиняющих опусы на псевдоисторическую тему. Поэтому о «поездке в Берлин Василия Капниста» и его «переговорах с представителями прусских правительственных кругов о помощи украинскому национально-освободительному движению» уверенно повествуют сегодня многие издания, в том числе учебники и различного рода справочники по истории Украины. Само собой разумеется, что подается все это как очередное подтверждение «вековечных стремлений украинцев к освобождению от российского ига». Не смущает «национально сознательных» даже тот факт, что дворянский род Капнистов вовсе не украинского происхождения. Его основатель (отец Петра, Николая и Василия) – купец-грек, поступивший на русскую службу, успешно сделавший военную карьеру и погибший в одном из сражений именно с пруссаками (во время Семилетней войны).

Конечно, не все доморощенные «кторики» ограничиваются голословными заявлениями. Некоторые из них все же тужатся доказать достоверность «миссии Капниста», но делают это неуклюже. Так, например, как профессор Ярослав Дашкевич из Львова, взявшийся проводить «графологический анализ» записки, написанной таинственным посланцем к Герцбергу с просьбой об аудиенции. Сей эксперт-самоучка (насколько известно, профессиональным экспертом-графологом Дашкевич не является) как мог сопоставил почерк записки с почерком одного из писем Василия Капниста жене и пришел к заключению, что оба текста «писал один и тот же человек». При этом профессор вынужден был признать, что почерки письма и записки «не полностью идентичны» (что, кстати сказать, видно невооруженным глазом из опубликованных фотокопий), но объяснил это тем, что, дескать, к Герцбергу Капнист старался писать каллиграфически, а к жене писал небрежно. Тем не менее изображение некоторых букв в обоих текстах (они на французском языке) похоже, чего для Дашкевича оказалось достаточно.