Загадки Нострадамуса

Прикованная к постели, она порой погружалась в свои далекие воспоминания, как в бесконечные сериалы, похожие друг на друга. Одним из рефренов всех фильмов был девиз: «Свидетелей не оставлять!»

Имелось в виду – живых свидетелей.

Баронесса вновь, как много лет назад в лагере, поняла: уходить из этой трудной, унизительной, но такой прекрасной жизни ей совсем не хочется.

…Конечно, в том кошмарном мире ей по-своему везло. Вертухаи для своих сексуальных утех выбирали «чистых» дамочек. Предпочитали «антиллигенсию». Потому что среди уголовных подруг блатарей, воровок и проституток свирепствовали гонорея и сифилис.

Хоть тут Бог миловал.

Жизнь блатных в лагере была в чем-то легче, чем у остальных.

Воровка в лагере – своего рода аристократия. Как правило, если условия лагеря позволяли, – она еще и «подруга» какого-нибудь вора. Вовсе исключено, чтобы воровка жила с каким-нибудь фраером.

Проститутка – более многочисленная категория среди обитателей женского лагеря. Сама блатная или нет, в любом случае – «подруга» вора, добывающая для него пропитание. У нее на зоне есть кое-какие права, но во многом она даже более бесправна, чем политические, к примеру. Вор-любовник может послать ее в постель начальника. Но тот чаще всего, боясь венерических заболеваний, откажется. Вор может послать свою подругу к другому вору (причины могут быть разные). Тут – без отказа. И гуляют по зонам сифилис и гонорея.

С точки зрения Анны, одной из самых противных сторон жизни этих, в сравнении с ней, привилегированных зечек, был заказ.

По блатным понятиям вор в некоторых деликатных ситуациях расплачивался своей подругой. Проявляя чудеса храбрости и настойчивости, иногда переодеваясь в мужское платье, переспав для индульгенции с нарядчиком, в назначенный час измученная проститутка проникала в расположение мужских бараков и терпеливо отдавалась незнакомому вору. Потом – назад, в женскую зону, с большой вероятность попасть на глаза надзирателю, а это – карцер. Месяц в изоляторе. А то и на штрафной прииск попадет…

В северской больнице для заключенных, в которой Анна одно время «придуривалась» санитаркой, был случай, когда к видному блатарю один проигравший в карты на всю ночь прислал свою любовницу в хирургическое отделение. И она безропотно спала со всеми восемью блатными, находившимися на тот момент в палате. Дежурному санитару пригрозили ножом, фельдшеру подарили костюм, пару дней назад снятый с какого-то профессора из Львова, а дежурной санитарке (то есть ей, Анне), до поры до времени находившейся под зыбким покровительством начальника лагеря, пригрозили «пустить по кругу» не одной палатой, а всем медкорпусом.

Анна все это воспринимала как ночной кошмар еще и потому, что в лагере, как она достоверно узнала на больничной работе, все блатари и их подруги – сифилитики. «Сифилис – не позор, а несчастье» – гласила лагерная поговорка. А иногда и счастье, как ни странно. Принудительное лечение венериков – обязательно… В глухую зону тяжелобольного не пошлют. А повезет – так и вовсе попадет такой зек с тремя или четырьмя крестами Вассермана в специальную зону, на лесные прииски или командировки, где блатные получали кроме пайки еще и освобождение от работы.

«Хорошая школа жизни, – горько усмехнувшись, подумала Анна. – Век бы этой школы не кончать…»

Несколько уроков она все-таки получила. Одно время ее учительницей была известная в лагерях воровка и убийца Варвара Дормидонтова.

Ее привезли в больницу жестоко избитую.

После того как она задушила полотенцем нарядчицу и получила кроме своих пяти еще десять лет сроку, ее отправили на прииск. Ночевок в пути не предвиделось, а потому по неписаным правилам, конвоир был один. Молодой сверхсрочник после обеда в дорожной столовой, оставив в машине расслабленного от сытного обеда водителя и приняв «от заразы» спиртику, повел мокрушницу в сопки «оправиться». В кустах он положил автомат на землю и предъявил зечке свои права. В ответ она без лишних слов подняла оружие и двумя очередями почти перерубила вертухая пополам. Выбросив автомат, Варвара спокойно вернулась к столовой. Водитель их машины спал. Она лукаво подмигнула водителю выезжавшего на трассу грузовика, села к нему в кабину и уехала. Через пару суток ее задержали уже в сотнях километров от места этого романтического свидания. Били долго, но перед этапом дали оклематься в лагерной больничке.

По специальности Дормидонтова была «городушницей» – квартирной и магазинной воровкой.

– Вот странно, Нюра: если баба «берет» квартирку и застает хозяев, редко когда «мочит» их. Мужики блатные – почти всегда. Хотя, если свидетели «зачирикают» – всем будет худо. Я так думаю, жестокость у нас с мужиками разная. У них она – от трусости. Им боязно в глаза живым смотреть. Мертвый свидетель для них – самый лучший, – морщась от боли в почках и животе, учила Дормидонтова Анну. – Поняла?

– Как не понять. Бабы, выходит, правее. Зачем лишний грех на себя брать?..