Загадки остались

На краю площадки творилось что-то непонятное. Из многих выходов подземного муравьиного дома наверх высыпало все многочисленное население — несколько тысяч крошечных муравьев. Обычно спокойные, они были возбуждены, метались из стороны в сторону, но никуда не расползались. Что-то происходило в их жизни, наступило какое-то важное событие. Темное пятно их скопления, в диаметре около полуметра, колыхалось, кипело, буйствовало в каком-то странном помешательстве. И не было здесь ни враждующих, ни занятых каким-либо делом.

Час, затраченный на разглядывание этого скопища, ничего не дал, и я с сожалением отправился по другим делам. А на следующий день увидел необыкновенное: на глинистой площадке текла будничная жизнь, а рядом со входом зловеще чернела большая кучка мертвых собратьев. Их здесь было несколько тысяч, добрая треть жителей всего муравьиного поселения. Трупы лежали друг на друге в одинаковых позах, — свернутые колечком, будто скрюченные в предсмертных судорогах, — и яркие солнечные блики играли на их блестящих панцирях. Ни на одном погибшем не было признаков насильственной смерти, тела всех целы, нежные усики, ноги — все в сохранности.

Что произошло с муравьями, отчего внезапно погибла часть населения, что побудило муравьев собраться на площадке возле своего жилища? Уж не ради ли того, чтобы проводить в последний путь обреченных на смерть или подвергнуть испытанию тех, кто не в силах вынести горячего солнца. Или, быть может, это был своеобразный массовый стресс, направленный на отсев слабых, старых, немощных? Вопросы возникали один за другим, и не было на них ясного ответа. Я не мог себе простить, что бросил наблюдения над муравьями, не воспользовался возможностью разгадать эту тайну. Потом я часто встречал такие кучки погибших муравьев.

Прошло несколько лет. Как-то егерь Бартугайского охотничьего хозяйства М. П. Петренко возле кордона срубил большой тополь. Могучее дерево бросало на молодой яблоневый сад слишком много тени. Во время падения дерева толстая кора отлетела от пня, обнажив влажную и чистую древесину. Под корнями дерева жил большой муравейник муравьев-тетрамориумов. Гибель дерева не отразилась на нем, и жизнь текла по обыденному руслу.

В этом году выдалась долгая влажная весна. С запозданием распускались деревья и цвели травы. Позже обычного прилетели миниатюрные совки-сплюшки, оглашавшие лес Бартугая мелодичными криками. Сейчас же, казалось, пришло жаркое лето, столбик ртути подскочил до тридцати градусов, ожили насекомые, отогрелись, заметались по земле и беспокойные муравьи. На чистую белую древесину комля срубленного тополя высыпали муравьи-тетрамориумы, и он, покрытый их многочисленными телами, стал серым. Проходя по тропинке мимо срубленного дерева, я невольно обратил внимание на необычное возбуждение муравьев, на то, как их крошечные тельца вздрагивали, будто в странном танце. Весь день метались муравьи, и поздно вечером пень все еще был покрыт ими. На следующий день еще жарче грело солнце, муравьи все также метались, и казалось, нет конца их беспричинному и непонятному беспокойству.

В двенадцать часов дня, утомив глаза, истощив все запасы терпения, оставив бинокль с надетыми на него лупами и походный стул возле поваленного дерева, я побрел в лес. Через четыре часа, возвратившись, я был поражен произошедшим. На пне все еще продолжалось безумство крошечных созданий, а чуть ниже него на широком выступе куска коры чернела большая в несколько тысяч кучка бездыханных тел. Сюда со светлой площадки древесины, с этой арены смерти, текли нескончаемой процессией похоронщики с трупами собратьев.

Бинокль и терпение были тотчас взяты на вооружение, горячее солнце, жажда и усталость все было забыто и поглощено интересом к происходящему. Но не так легко разобраться в тайне муравьиного происшествия. С ними происходило что-то странное. Вот один неожиданно остановился. Возле него собралась толпа. Наперебой они гладили его усиками, ощупывали со всех сторон, трогали челюстями. Усики несчастного поникли, постепенно плотно сложились ножки, головка опустилась под грудь, подвернулось брюшко, стройное продолговатое тельце скрючилось в плотное колечко. Еще не прекратилось подергивание искореженного тельца, как из окружающей толпы один, примерившись, ухватил погибающего за челюсти. В носильщиках не было недостатка. Они толкались, мешали друг другу, каждый желал принять участие в похоронах и тянул ношу в свою сторону. Но вот наконец тот первый решительно поволок безжизненное тельце на свалку. В мгновенной гибели муравья, произошедшей за каких-нибудь две-три минуты таилось что-то непонятное и загадочное.

Из толпы мечущихся муравьев смерть без устали вырывала избранников, и все участники безумной пляски, будто обуреваемые непреодолимой жаждой поисков очередной жертвы, подскакивали друг к другу, отвешивая легкие тумаки челюстями и как бы спрашивая: «Кто следующий?»