Загадки Петербурга I. Умышленный город

В XIX веке движение городского транспорта увеличилось, и в 1841 году Аничков мост реконструировали и расширили. Решено было украсить его четырьмя скульптурными группами работы П. К. Клодта. Горожане стали свидетелями нескольких метаморфоз украшения моста: сначала сюда доставили на специальных катках с Васильевского острова, из мастерской Клодта, две бронзовые и две гипсовые скульптурные группы. Петербуржцы недоумевали: где же два других бронзовых укротителя? Оказалось, что император Николай I подарил их прусскому королю, приезжавшему в Петербург. Целый год на мосту стояли гипсовые кони. От непогоды их хвосты отвалились. К этому времени Литейный двор изготовил двух новых бронзовых укротителей, и в 1843 году их установили на мосту. Но горожанам недолго пришлось любоваться ими, в 1846 году две скульптуры снова исчезли: император подарил их на этот раз неаполитанскому королю! Наконец, в 1850 году третья по счету пара бронзовых скульптур заняла пустовавшие постаменты, и теперь четыре конные группы, как и полагалось, украсили Аничков мост.

За Аничковым мостом Невский проспект утрачивал свой парадный вид. А Знаменская площадь, по описанию А. Ф. Кони, была «обширна и пустынна, как и все другие, при почти полном отсутствии садов или скверов, которые появились гораздо позже. Двухэтажные и одноэтажные дома обрамляют ее, а мимо станции (вокзала Николаевской железной дороги. — Е. И.) протекает узенькая речка, по крутым берегам которой растет трава. Вода в ней мутна и грязна, а по берегу тянутся грубые деревянные перила».

Невский проспект от Знаменской площади до Александро-Невской лавры выглядел и вовсе захолустной окраиной: «Он обстроен окруженными заборами невысокими деревянными домами с большими частыми перерывами. Никакой из ныне существующих в этой части Невского улиц еще нет. Есть лишь безымянные переулки, выходящие в пустырь… По левой стороне улицы мы подходим к обширной площади, называемой Конной от производящегося на ней конского торга и служащей для исполнения публичной казни, производимой всенародно» (А. Ф. Кони. «Петербург. Воспоминания старожила»). Приговоренного к наказанию привозили на специальной колеснице, посредине которой был столб. У человека, привязанного к столбу, на груди висела доска с названием преступления, за которое он осужден. Если узник принадлежал к «привилегированному сословию», палач ломал над его головой шпагу (что означало лишение гражданских прав), а если из простых — его били плетьми. Это варварское зрелище можно было наблюдать до 1863 года.

В 30–40-е годы в столице бурно развивалось строительство доходных домов, владельцы которых сдавали жильцам квартиры, комнаты и углы, то есть части комнат. Доходные дома не походили на особняки знати: в них старались устроить как можно больше помещений, потолки в них были ниже, окна меньше; их выгодно было строить многоэтажными. Первый пятиэтажный дом у Кокушкина моста появился в столице в 1830 году.

Владельцы доходных домов старались как можно плотнее застроить участок, уменьшая размеры дворов: так появились дворы-колодцы. В комнаты, выходившие в них окнами, и днем почти не проникал свет. Быстро выросли целые улицы доходных домов, стоявших вплотную друг к другу: за шеренгами более или менее нарядных фасадов скрывались грязные дворы, зловонные лестницы.

В доходных домах жили люди разного достатка: первые этажи занимали богатые жильцы, выше — люди с более скромными возможностями, а верхние этажи и подвалы заселяли бедные семьи и «угловые жильцы», порой по нескольку человек в комнате. Вот как описывал жизнь в таком доме А. И. Герцен: «Дом, в котором мы живем, от души петербуржский дом: во-первых, шестиэтажный, во-вторых, в нем нет ни секунды, когда не пилили бы на гитаре, не звонили бы в колокольчик и прочее. Жильцов малым чем меньше, нежели в Ноевом ковчеге».

Атмосфера доходного дома передана в «Петербургских повестях» Гоголя: «Взбираясь по лестнице… которая… была вся умащена водой, помоями и проникнута насквозь тем спиртуозным запахом, который ест глаза и, как известно, присутствует неотлучно на всех черных лестницах петербургских домов, — взбираясь по лестнице, Акакий Акакиевич уже подумывал о том, сколько запросит Петрович… Дверь была отворена, потому что хозяйка, готовя какую-то рыбу, напустила столько дыму в кухне, что нельзя было видеть даже и самых тараканов. Акакий Акакиевич прошел через кухню, не замеченный даже самою хозяйкою, и вступил… в комнату, где увидел Петровича, сидевшего на широком деревянном некрашеном столе».