Загадки Петербурга II. Город трех революций

Первый, временный памятник Володарскому был поставлен на бульваре Профессиональных Союзов (Конногвардейский бульвар). В 1920 году неизвестные злоумышленники подложили бомбу, которая повредила его нижнюю часть, но дыру завесили полотнищем, и при сильном ветре из гипсового чрева Володарского неслись завывания и свист, наводившие страх на прохожих. В 1923 году петроградские власти решили установить новый монумент комиссару по делам печати, «Красная газета» тогда сообщала: «Оставшиеся на набережной Рошаля после снятия памятников Петра I (спасение утопающих и постройка первого корабля) гранитные пьедесталы будут использованы для постройки памятника на месте убийства тов. Володарского». В 1925 году памятник был установлен, огромная бронзовая фигура встала на берегу Невы, на городской окраине, еще много лет остававшейся захолустьем. Даже в конце 40-х годов на берегу реки в окрестности памятника были огороды, и осенью у его подножия сжигали картофельную ботву. Воскурение гнилой картофельной ботвы — какая низкая проза! Но красного Мирабо увековечил не только монумент, в городе именем Володарского назвали проспект, улицу, переулок, несколько фабрик, больницу, трамвайный парк, железнодорожную станцию, поселок, прежде называвшийся Сергиевой пустынью, а в 30-х годах — новый мост через Неву, возле которого стоит его памятник.

Прежде чем говорить о «красном терроре», вернемся в Россию начала ХХ века. В это время в общественном мнении утвердилось сочувствие к террористам, этих людей окружал романтический ореол. Художник Юрий Анненков вспоминал о знакомстве со знаменитой деятельницей «Народной воли» Верой Николаевной Фигнер: «Я смущенно и восторженно смотрел на нее. Мне казалось тогда, что лицам революционеров и тем более народников и террористов свойственны особая чистота и ясность форм». А жертвы «светлых личностей» сочувствия не вызывали. За время русской революции 1905–1907 годов жертвами политического террора стали почти 20 тысяч человек, и все происходило при одобрении передовой части общества, так что прививку идейной жестокости это общество получило задолго до прихода к власти большевиков. Вот лишь один характерный эпизод: 4 февраля 1905 года при выезде из Кремля генерал-губернатор Москвы, великий князь Сергей Александрович был убит эсером И. П. Каляевым — брошенная в карету бомба разорвала его тело. Великая княгиня Елизавета Федоровна[10], услышав взрыв, выбежала из дворца на площадь и с плачем стала собирать останки мужа. Вокруг стояла равнодушная толпа; кто-то из зевак пошевелил сапогом кровавый ошметок и заметил: «Надо же, у него, оказывается, были мозги!» Острота «Впервые русскому великому князю пришлось раскинуть мозгами» мигом облетела город, и московское Охранное отделение сообщило в столицу: «Все ликуют». За этими остротами и ликованием, за небоязнью пролития крови и оправданием политических убийств уже можно разглядеть будущее — с массовым террором, подвалами «чрезвычаек» и ГУЛАГом.

Стремление Ленина развязать массовый террор впрямую связано с положением дел в стране — летом 1918 года положение большевиков казалось безнадежным. Под их властью оставалось лишь малая часть страны; с юга, севера и востока их теснили белые армии и войска Антанты, Владивосток заняли японцы; в результате выступления Чехословацкого корпуса, сформированного из военнопленных, была захвачена часть территорий Поволжья, Урала и Сибири. Но и там, где советская власть удержалась, было неспокойно, в Москву приходили сведения о крестьянских бунтах и недовольстве рабочих. По свидетельству Аркадия Бормана, «большевики чувствовали, что враги наступают на них со всех сторон, и совершенно не были уверены, что справятся с положением. Наиболее видные из них уже обеспечили себе тайные квартиры на случай переворота». На заседаниях Совнаркома Ленин постоянно «говорил о необходимости увеличения террора. По мнению Ленина, это было необходимо сделать хотя бы для того, чтобы буржуазия видела, как пролетарская власть умеет хлопать дверью перед своим уходом». Петроград представлял широкое поле деятельности, здесь только кадровых военных было около 50 тысяч, и после убийства Володарского основной удар пришелся на них.