Загадки Петербурга II. Город трех революций

1 марта Калинин выступил на митинге в Кронштадте, и хотя настроения там не отличались от петроградских, в Кронштадте он никого не уговаривал и ничего не сулил, а вместо этого завел старую песню о «красе и гордости» и о заслугах матросов перед революцией. Почему он не давал никаких обещаний — мыла на всех не хватило бы? Или власть решила воспользоваться случаем и покончить со своевольным Кронштадтом? На митинг на Якорной площади собралось около 16 тысяч солдат и матросов гарнизона. Один из участников митинга, Иван Ермолаев, вспоминал: «Когда на трибуне появился Калинин, его… встретили аплодисментами, ждали, что он скажет. Но когда он опять стал говорить о заслугах моряков, о достижениях и трудностях Советской страны, снова раздались возгласы: „Хватит похвал! Скажи, когда отменят продразверстку? Когда перестанут душить мужика?“ Калинин пытался как-то оправдать продразверстку, но тут на трибуну поднялся широкоплечий немолодой матрос и громко крикнул: „Хватит хвалебной болтовни! Вот наши требования: долой продразверстку, долой продотряды, даешь свободную торговлю, требуем свободного переизбрания Советов!“… В ответ Калинин стал упрекать участников митинга в том, что они затевают рискованную игру против Советской власти…» Калиныч должен был понимать, что упреки и угрозы были бессмысленны, они лишь разжигали страсти, и, вероятно, намеренно провоцировал взрыв. Митинг на Якорной площади закончился принятием резолюции с теми же, что у петроградцев, политическими требованиями, Калинин поспешил в Петроград, а за ним обреченную крепость покинули сотрудники карательных органов — Особого отдела и реввоентрибунала.

Следующий день, 2 марта, ознаменовался несколькими событиями: в Петрограде и губернии было введено осадное положение; появилось правительственное сообщение о мятеже в Кронштадте, подписанное Лениным и Троцким; рабочие многих предприятий города закончили «волынку». А в Кронштадте делегаты от гарнизона, заводов и профсоюзов выслушивали угрозы комиссара флота Н. Н. Кузьмина и председателя кронштадтского Совета П. Д. Васильева. На этом собрании произошло решающее событие — был создан Временный революционный комитет. По свидетельству председателя Временного революционного комитета С. М. Петриченко, это случилось так: атмосфера на собрании накалялась, и тут «один моряк взбегает к президиуму и начинает кричать: „Что вы здесь торгуетесь? Коммунисты ведь не спят, и Кронштадт уже окружен конницей. Нужны меры к самозащите!“ Тут получилась настоящая паника… Наскоро президиум уполномочили принять на себя обязанности „Временного ревкома“ [ВРК]. Неожиданное для всех нас самих свершилось… Ревком предписал: „Всем товарищам оставаться на местах и честно исполнять свой долг перед Родиной“». В ответ на правительственное сообщение о контрреволюционном мятеже «ВРК обратился с воззванием: „Всем, всем, всем!.. Товарищи! Не верьте словам самодержавных комиссаров, уверяющих, будто в Кронштадте действует штаб белых офицеров во главе с генералом Козловским. Это наглая ложь. Кронштадтские товарищи предлагают вам немедленно присоединиться к Кронштадту и установить прочную связь, общими и другими усилиями достичь долгожданной свободы“». Но петроградские рабочие не откликнулись на этот призыв, и к дню первого штурма Кронштадта в городе закончились все «волынки».

Почему рабочие не поддержали кронштадтцев? Здесь уместно вспомнить слова героя «Преступления и наказания», отставного чиновника Мармеладова: «…бедность не порок, это истина… Но нищета, милостивый государь, нищета — порок-с. В бедности вы еще сохраняете свое благородство врожденных чувств, в нищете же никогда и никто». Если дореволюционное положение рабочих можно назвать бедностью, то послереволюционное — даже не нищетой, а чем-то запредельным. О настроении горожан свидетельствовали ежедневные секретные политсводки, которые составлялись в каждом райкоме Петрограда. Практику составления таких сводок, основанных на донесениях информаторов, большевики ввели в обращение сразу после переворота. Информаторы прислушивались к разговорам на улицах, в очередях, на вокзалах, в заводских цехах и чайных и доносили об услышанном.