Возведя свои клади, юноши сооружали одну общую кладь. Ведунья высыпала тлеющие угли молодого огня, доставленные накануне ночи первуна из гардара несунами, под эту кладь. От вздутого очага юноши разносили огонь на свой жог.
Раздевшись донага, они жертвовали свои одежды пламени. Затем удалялись к водам бегущей поодаль реки – совершить омовение. В это время со стороны реки выше по течению приближались к пылающим кострам обнаженные девы, оставив свои одежды на ветвях поречных ракит.
Ведунья указывала каждой невесть место подле костра. Девушка рассматривала урна, выставленные ведуньей подле костра. В одной из них хозяйка огня обнаруживала седьму своей матери. С замиранием сердца заглядывала она в другую урна, желая определить своего невесть.
Но вот к своим кострам приближаются юноши. Девушка костра протягивает юноше урна, в которой он обнаруживает седьму своего отца.
Оба невесть теряются в догадках; они не могут объяснить себе нахлынувшее чувство давнего знакомства. Волосы, голос, запах тела, цвет и блеск глаз – все кажется давно известным. Но сколько бы они ни тешили себя догадками, для них остается вечным таинством их суженость друг другу.
Догорает костер, молочный туман поглощает округу, но не спешит укрыть союз новобрачных. Прогретая земля и разгоряченные порывом чувств тела гонят прочь пелену тумана. Полный диск луны и мириады звезд созерцают из бездны Великое таинство продления человеческой жизни.
Стынет жог, но не зябнут тела от прикосновения тумана, – он, подобно одеялу, окутывает стель вновь зародившегося племени.
Встает заря; ведунья провозглашает гимн Солнцу и силе, породившей его.
Супруги, объединив содержимое урн в одно, выбирают в другую урну мерцающие угли угасшего костра. С этого момента урна начинает исполнять роль тлети.
Нагие пары покидают кострище, омывают в водах реки тела и следуют за ведуньей на колодесь. Они бережно несут в сосудах бесценный дар священного огня от рода белой расы.
Множество преданий связано с главной участницей брачного обряда на кострище – девушкой-томницей, предназначенной к супружеской жизни и экзаменуемой представителями гардара на готовность быть женщиной-матерью. Она именовалась росалка, поскольку один из главных моментов ее подготовки к миссии материнства – обязательное сорокадневное купание в росах с целью получить особую комбинированную энергию стихий (воды, земли, воздуха, растительного мира, пронизанного солнечным светом). Именно образ росалки послужил источником многочисленных сказаний о таинственных и жестоких русалках, обитающих у речных заводей и заманивающих мужчин в водные глубины. Характер такого рода представлений о росалках во многом обусловлен необычным таинством обряда и суровым, карающим запретом на участие в нем непосвященных или на его разглашение. Вместе с тем, как мы увидим далее, многие реальные элементы данного обряда вошли в народные сказания, хотя в силу устрашения приобрели не свойственный им фантастический ореол.
После соответствующей подготовки девушек к супружеской жизни и ведению самостоятельного хозяйства наступал срок выхода их на кострище. Начиная с периода весеннего равноденствия до первого летнего полнолуния девушек не обременяли насущными делами в племени матери, – они заняты приданым и собой.
В течение сорока рос, вечерней и утренней зари, они готовились стать членами нового племени. Кроме знаний, им необходимо быть физически здоровыми и закаленными.
На девичьем поле, близ тихой заводи, освободившись от всех своих покровов, девушки купались в росах, согревая себя подле горящих костров в танце. Они не искали защиты от ветра и не ждали защиты со стороны соплеменников – их обряд связан с великим таинством.
Единственное, что на теле росалок, – когтистые рукавицы, напоминающие лапу медведя, – они именовались варежа. Острые когти зверя выступали из рукавицы при сжатии пальцев внутрь ладони; пропитанные змеиным ядом, они требовали осторожного обращения. Именно этот атрибут брачного обряда, скорее всего, и объясняет тайну палеолитического захоронения медвежьих лап, о чем пишет в своей книге «Язычество древних славян» Б.А. Рыбаков. Известный исследователь полагает, что эти захоронения, олицетворяющие в сознании первобытного охотника столь нужную ему несокрушимую силу и крепость, – одно из первых проявлений того, как человек приобщался к сфере магии и заклинаний. Однако разве не убедительнее версия, что использованные «медвежьи рукавицы» после исполнения обряда закапывались в землю, потому что на них присутствовал змеиный яд, а контакт с ним очень опасен.
Танцуя вокруг костра, росалки отвечали на заданный вопрос представительницы гардара языком жестов. Среди этой танцующей группы невозможно распознать ведущего танец; даже ночные духи не понимали, в чем суть их жестов, их танца.