Загадки Русского Междуречья

На передний план выдвигается криминальная личность средневекового бандита – ушкуйника: он изменил христианским заповедям, грабил и сжигал повсюду русские города, вырезал поголовно все мужское население и продавал мусульманским работорговцам молодых женщин и девушек. Деяния сих «рыцарей ножа и топора», перемещавшихся на многовесельных лодьях-ушкуях по русским рекам, мало чем отличались от зверств золотоордынских карателей, а по бессмысленной жестокости нередко их превосходили. В учебниках и исторической литературе эти факты, как правило, старательно замалчиваются. Исключение, пожалуй, составляет известнейший русско-украинский историк Николай Иванович Костомаров (1817 – 1885). Вот как описывается он один из набегов новгородской вольницы на Кострому:

«Ушкуйники приплыли к городу рекою Костромою. Костромичи, зная, чего можно ожидать от таких гостей, вышли против них с оружием; и было их пять тысяч во главе с воеводой Плещеевым. Новгородцы сошли на берег и как только поняли, что костромичи встречают их не добром, то разделились надвое. Одна половина пошла прямо на костромичей, а другая зашла им в тыл и спряталась в кустах можжевельника. Они разом ударили на костромичей – и спереди, и сзади. Воевода Плещеев первый оставил рать и побежал в Кострому; за ним все «защитники» города пустились врассыпную. Новгородцы некоторых вдогонку убили, других повязали; третьи успели скрыться в лесу. Тогда ушкуйники вошли в беззащитную Кострому, простояли там неделю, ограбив подчистую: они брали все, что им попадалось под руки; не оставляли даже того, чего не могли брать с собою; взяли только, что было подороже, а все остальное сожгли. В заключение набрали они сколько хотели пленников, особенно женского пола, и поплыли вниз по Волге. Далее они пристали в Нижнем Новгороде, здесь награбили все, что им приглянулось, и зажгли город. Отсюда они поплыли в Болгары и там распродали бесерменам (мусульманам. – В. Д.) женщин и девиц костромских и нижегородских, а потом проследовали еще ниже. Встретив по пути на судах гостей бесерменских, грабили суда, а людей убивали, христианских же купцов – только грабили и отпускали живыми. Так достигли они Астрахани. Тут-то постигло их воздаяние и за костромичей, и за нижегородцев. Какой-то татарский князь заманил их лестью, и татары перебили всех новгородских ушкуйников без милости, забравши их имущество, приобретенное в русских городах…»

Во все времена и у всех народов подобная вседозволенность и безнаказанность быстро оборачивались бедой для самого существования социума. Так случилось с Римской империей; то же самое в конечном счете грозило Руси. Ушкуйническая идеология и психология проникли во все поры новгородского общества, превратив подлинные свободы в анархию, вольнодумство – в измену православию (ересь жидовствующих), а независимость – в измену общерусским интересам. Конкретные проявления данной тенденции прекрасно показал историк-славянофил Иван Дмитриевич Беляев (1810 – 1873) в своей книге «История Новгорода Великого от древнейших времен до падения» (1866):

«В Новгороде в это время богатые и сильные безнаказанно давили слабых и бедных; там на богачей не было ни суда, ни управы, суды разгонялись буйными приятелями или наемниками подсудимых, в самое вече бросали каменьями и грязью, там только сильный мог найти управу при помощи своей силы и богатства, там уже образовались толпы бездомных голышей, готовых за чарку водки на какое угодно буйство и беззаконие, там уже можно было ограбить и пустить по миру любую вдову и сироту при помощи самого суда. А посему естественно для Новгорода все обеспечение старых прав и вольностей, дарованное Коростынским миром, было только обеспечением своевольства и беззакония, ручательством за быстрое и окончательное разложение Новгородского общества. Новгороду, по его тогдашнему внутреннему состоянию, нужна была новая, крепкая и непреклонная сила для обуздания своеволия и неправды, нужно было стеснение и ограничение старых прав и вольностей, уже отживших свое время, а не их обеспечение и признание».

Понятно, что неуправляемая и бесконтрольная вольница, по непонятным причинам отождествляемая некоторыми историками с превратно понятыми и истолкованными свободой и демократией, нуждалась в немедленном обуздании. Тем более что Новгород, а вслед за ним и Псков, недовольные укреплением Москвы, затеяли опасные политические интриги и возымели серьезное намерение поступиться общероссийскими интересами и присоединиться либо к Литве, либо к Ливонии, либо к Швеции. Чтобы покончить с сепаратистскими настроениями (которые, к чести новгородцев и псковичей, разделяли далеко не все), требовалась бескомпромиссная политическая воля и твердая самовластная рука. Таковая вскоре нашлась: Иван III (Великий) и Иван IV (Грозный) навсегда отбили у новгородских и псковских псевдодемократов охоту торговать интересами Государства Российского.