Соня перечитала письмо. Ей показалось, что оно получилось излишне откровенным. И упоминание об ухаживаниях барона, по мнению девушки, должны подстегнуть Сергея. А если же нет… то пусть пеняет на себя — в кавалерах у нее нет недостатка.
Сергей развернул письмо Сонечки, быстро пробежался по нему глазами: волна ревности нахлынула на него. Конечно, он целую неделю не навещал Бироевых. Подготовка к смотру занимала все его время. Он не мог выкроить ни минуты. И такое положение продлится неизвестно сколько.
Он тотчас написал ответ:
«Любезная кузина, Софья Николаевна!
Простите великодушно мое невнимание, ибо оно вынужденное и, поверьте, мне и самому неприятно. Ровно через месяц должен состояться военный смотр, приуроченный к приезду императорской фамилии, поэтому полк наш переведен специальным указом на казарменное положение. Увы, но я не могу лишний раз отлучиться, ибо это будет считаться чуть ли не дезертирством.
А посему отправляю вам это письмо с сослуживцем Альбертом Вениаминовичем Гварди, который в данный момент находится по состоянию здоровья на излечении в госпитале.
Между тем полковой лекарь уже осмотрел позорный синяк Альберта, выписал ему примочки и посоветовал скрывать его под черной повязкой, чтобы не травмировать окружающих. Что касается госпиталя, лекарь отказал, предписав Гварди отправиться на неделю домой, оформив соответствующие документы.
Все складывалось на редкость удачно: Сергей передал письмо для Сонечки своему однополчанину, взяв с него обещание приглядывать за ней по возможности, если тот, разумеется, будет в доме Бироевых, и особенно присмотреться к барону фон Унгеру — наглецу, которых свет не видывал.
Альберт с нескрываемым интересом выслушал все наставления Сергея, решив отправиться в гости к Бироевым тем же вечером.
Альберт Гварди слыл среди гусар человеком неглупым, щедрым, если у него водились деньги и он не успевал спустить их в карты, но чрезмерно вспыльчивым и увлекающимся. Отдав письмо в руки такого человека, Сергей все же надеялся на благородство дворянина. Впрочем, и сам Гварди был уверен в себе, даже не предполагая, что может нарушить обещание, данное другу.
Когда в парадной дома Бироевых зазвонил колокольчик и Марфуша отворила дверь, ибо дворецкий захворал, то чуть не лишилась чувств. Перед ней стоял молодой смуглый красавец с украшавшей его лицо черной повязкой на глазу.
«Господи! — подумала горничная. — Что же за напасти на господский дом? Отчего сюда так и тянет одноглазых мужчин? Не иначе это наказание за мой грех… Не надо было гадать барышне…»
Когда же Альберт прошел в гостиную и увидел Софью Николаевну, оказавшуюся милой очаровательной блондинкой с огромными серыми глазами, то понятие о благородстве и чести куда-то резко улетучились, и он напрочь забыл, что привело его в дом поручение друга.
Соня же в свою очередь также не скрывала интереса к гостю: «Боже мой, как он похож на того мужчину из сна… Да еще и с черной повязкой… Интересно, что у него с глазом… Ах, спрашивать неловко… Это уже третий с черной повязкой… Впрочем, Станислав ухаживает за Лизой, у них уже почти все сладилось…»
Девушка пригласила Гварди сесть к камину, согреться после мороза. Стоял уже февраль, но, увы, морозы лишь крепчали. До весны еще было далеко.
Она с нетерпением распечатала письмо и прочла. Гварди не сводил с девушки глаз, настолько она ему понравилась, он даже чувствовал себя неловко, но с таким состоянием он быстро справился, ибо русский итальянец слыл завзятым ловеласом.
Пока Соня читала послание драгоценного кузена, в гостиную спустилась Агриппина Леонидовна. Альберт встал, представился и поцеловал ей руку.
Госпожа Бироева проявила нескрываемый интерес к Альберту. Оказывается, она знала фамилию Гварди, так как в Москве был хорошо известен ювелир Антонио Гварди, имевший сеть магазинов и приходившийся дядюшкой молодому гусару Ее, правда, удивил очередной одноглазый гость. Агриппина Леонидовна уж не знала, что и думать! И решила просто: видать, судьба ее дочерям выйти замуж за одноглазых мужчин.
Агриппина Леонидовна уже успокоилась по поводу Лизы. Ее отношения со Станиславом Федоровичем развивались достаточно бурно, и отец семейства Николай Дмитриевич предвкушал помолвку, а летом — и свадьбу.
Соне же минул шестнадцатый год и торопиться с выбором жениха не стоило, но маменьку беспокоило, что у дочери слишком много женихов, а младшая дочь не питала ни к одному из них никаких чувств.