Загадки, тайны, память, восхищенье…

Любовь у Павича… Нет, у него нет терпкости Золя и Мопассана – у него удивление, восторг и наивность Лонга и Апулея, ну, может быть, чуть мускуса арабских сказок и ядовитого парфюма набоковских «Ады» и «Лолиты»…

Павич – вывернутая наизнанку перчатка, выдвинутые ящички шкафчика, шкатулки оживших воспоминаний, зеркала, отражающие друг друга, перевернутые песочные часы, набегающие друг на друга словарные статьи, перемешивающие слова разных языков, запахи мусаки, плескавицы, сливовицы, кадры из фильмов Кустурицы, звуки аккордеона и скрипки… И сны, сны, сны!

Можно ли вообще провести академический анализ произведений Павича? Того самого писателя, который однажды сказал, что есть книги, читающие нас самих?

Эта книга просто завораживала читателей

Где набраться той эрудиции, чтобы суметь сложить единую картину из многочисленных и столь разных книг Милорада Павича? Как проникнуть в тот герметический круг странных текстов, порой затененных национальным язычеством, порой замороченных гипертекстуальностью современного мира?

Неблагодарный это труд, неблагодарный… Так же, как и изучение биографии писателя и его страны, многострадальной и веселой, больной и здоровой, мирной и воюющей, очень славянской и уже совсем европейской, языческой и христианской, мусульманской и хазарской…

Многоцветье, многоголосие, многомерность – можно ли найти такие параметры, которые помогут исчислить, измерить, взвесить творчество Милорада Павича? Не ждать ли нам таинственной руки, что огненными знаками на стене обозначит нечто ясное, застывшее, абсолютное?

Это о Павиче? Ну, нет! Никогда.

Где тот миг, что отделил далекого поэта из XVIII века Эмерика Павича от его потомка, чье творчество настолько оригинально, индивидуально, калейдоскопично, узнаваемо, что, порой, читатель уже начинает искать его в книгах других писателей…

Психологический барьер, разделяющий века и творчество века прошлого и века нынешнего настолько тонок и в то же время реален, ощутим, прозрачен, а слова переливаются через край, а мысли, думы, тенденции и концепции, категории и законы смешиваются друг с другом, уводя в совершенно нереальный, но до боли знакомый мир житейской философии, философии любви.

Чтение книг Павича трудно сравнить с чем-либо: вращаем в руках калейдоскоп, складываем паззл, рассматриваем препарат под микроскопом или смотрим в объектив мощного телескопа, раскладываем пасьянс и, держа в руках «мышку», разбираемся в хитросплетениях квеста или бродим по многочисленным уровням аркады, делаем греческий салат или варим компот из множества ягод и фруктов, раскрашиваем картинки и вышиваем крестиком, занимаемся бисером и вязанием кружев, пишем эссе и проверяем тетради учеников, кроим платье для свадьбы и перебираем узелки письма майя… Сравнения не подобрать, да и нужно ли?

Павич все равно останется Павичем, отмечен ли он наградами, окружен ли поклонниками или брошен и забыт всеми, кроме ближайших родственников… Ясно только одно: мир изменился с появлением его текстов, изменение продолжается ибо Павич творит свой собственный мир, втягивая нас, приглашая нас в него, кого через царские ворота, кого через узкую дверцу, кого через окно… Но рано или поздно мы все оказываемся в нем!

Памятник Павичу в Белграде