Загадки звездных островов. Книга 2 (сборник)

У нас норма была по литру в сутки на брата. Хочешь, сразу выпей, и вода через минуту потом выскочит. Хочешь — растяни на сутки, тогда порции едва хватает, чтобы смочить горло.

А рядом медперсонал расположился — на соседнем бархане. Медсестры, девчонки молодые, загорают, водой обливаются. Когда они к нам подходили, чтобы температуру, давление измерить, от этих мокрых купальников с ума сойти можно было.

Начали мы с того, что устроили что-то вроде тента — навес, который загораживал от солнечных лучей. Чтобы он держался на ветру, сделали "якоря" — насыпали в куски ткани песку, завязали. Но как эти "якоря" поставить? Только выкопаешь руками яму, она тут же осыпается — песок-то сухой. Пока провозились, все силы ушли. Вот уж не ожидали, что такая пустяковая работа может настолько вымотать.

Нас трое было — Валерий Дунаев, Володя Ястребов и я. И мы заранее договорились: как бы тяжко ни пришлось, не ныть и не ссориться. А мне еще в городе попалась книга туркменского ученого А. Бабаева "Пустыня как она есть". Там был рассказ молодой аспирантки, которая заблудилась недалеко от Репетекской научно-пустынной станции. Уже через несколько часов она начала терять силы, к полудню ей стало страшно, она не могла подняться. В глазах потемнело, по голубому небу плыли зеленые и красные круги, векам трудно было моргать, казалось, что глаза высыхают. Двое суток провела она без воды в пустыне. Семнадцатилетняя девушка была похожа на старуху. Лишь через неделю начали исчезать складки и морщины на коже, пропало постоянное чувство жажды.

И я подумал — если девушка выдержала, не сдалась, не испугалась, нам — трем мужикам — тем более нельзя ударить в грязь лицом. Тем более рядом врачи, всегда помогут, если что случится. Но жара без воды, точнее, на минимуме водного режима, — страшная штука. Уже в середине следующего дня мы почувствовали слабость. Мысль о воде была как гвоздь, вколоченный в череп. Сердце бешено стучало, казалось, ему было не под силу проталкивать загустевшую кровь.

Сначала мы вели себя осторожно, понимали, что здесь есть ядовитые насекомые. А потом было на все наплевать, хотелось зарыться в песок — там вроде прохладнее. У Ястребова поднялась температура, началась лихорадка. Врачи сняли его с эксперимента уже на вторые сутки. Его воду мы с Дунаевым разделили по-братски…

Песок был везде, лез в глаза, уши, рот. Теперь я знаю — у пустыни вкус пыли. Утром третьего дня на нас навалилась невероятная апатия, мы не могли не то что подняться, даже словом друг с другом переброситься. Голову поднимешь — кружится, перед глазами плывут разноцветные точки. Нет, недаром у народов, живущих в пустыне, есть поговорка — у воды вкус жизни. Я чувствовал, что вот-вот провалюсь в беспамятство и с трудом удерживал себя на грани обморока. Когда врачи дали команду "отбой", я понял — меня хватило бы еще часа на три-четыре, не больше.

Виктор Егоров:

— Наш опыт разве сравнишь с жизнью этих великомучеников. У нас курорт был. Честно — опыты ставились на побережье Черного моря, невдалеке от нас пляж, отдыхающие веселятся. А мы в одноместных резиновых лодочках "спасаемся".

"Сладкая жизнь", — шутили ребята. И в самом деле "сладкая" — никакой еды, кроме карамелек. Обычные леденцы, только витаминизированные — мы их называли конфетки "А ну-ка, выживи!".

Штиль, солнце сияет, нас торжественно провожают — кажется, что и впрямь курорт. Море ласковое, знакомое.

Однако к вечеру ветер поднялся. Настоящие-то курортники поужинали, на танцы небось пошли — музыку вечером далеко слышно. А мы, до нитки мокрые, съежившись, лежим на дне лодчонки и карамелькой закусываем.

Еда небогатая, скажу вам, на третий день от сладкого тошнота появляется — практически это ведь голодный рацион. Ну, думаю, после эксперимента в столовке отведу душу, а то девушки вслед посмотрят и скажут: "Смотри, какой красивый пиджак пошел".

На четвертый день у меня повысился пульс, поднялась температура. Мышцы стали ватными, желудка как будто вовсе нет. Когда сгибал коленки, казалось, что они не смазаны. Кожа на лице к пятому дню стала старчески-сухая и морщинистая. На седьмой день все заполнила одна мысль — быстрее бы уж забирали.

* * *

…Мы сидим в институтской лаборатории, я рассматриваю дневник В. Егорова. На последней странице — мастерски выполненный автошарж. Исхудавший человек схватился за спасательный круг с надписью "карамель". Две рыбешки удивленно рассматривают его, переговариваясь:

"Мам, это утопший?"

"Нет, выживший. Будешь много есть сладкого — тоже таким станешь".

Что ж, юмор помогает в трудных ситуациях. Но зачем вообще эти добровольные мучения, стоит ли идти по такой острой грани риска? Во имя чего?

— Во имя жизни, — отвечает кандидат медицинских наук В. Н. Усков, один из разработчиков этой экспериментальной программы. — Современный человек избалован цивилизацией, он потерял связь с природой, навыки предков. Сумеет ли он выжить, когда на него обрушатся боль и одиночество, усталость и страх?