Загадки звездных островов. Книга 3

Эта речь на пленуме была целиком опубликована в посмертной книге Ю. А. Гагарина «Есть пламя!». В ней собраны его статьи, речи, письма, интервью — небольшая часть им написанного и сказанного. Читая его статьи, выступления, наглядно видишь, сколько в нем было жизнерадостности, задора, молодости. Он выступал перед рыбаками Мурманска и строителями Комсомольска-на-Амуре и Красноярской ГЭС, приезжал в пионерский лагерь, чтобы ответить на многочисленные ребячьи «почему», писал о спорте и спорил с молодыми писателями о литературе, мечтал о полетах к другим планетам… «И сейчас, побывав в космосе, — говорил он, — я не перестал быть мечтателем».

Юрий Алексеевич — автор книг «Дорога в космос» и «Вижу Землю». В соавторстве с кандидатом медицинских наук В. И. Лебедевым он написал книгу «Психология и космос». С такой темой книг еще не было. Она явилась новым словом в новой сфере человеческого разума.

Гагарин был очень щепетилен в вопросах авторства. Газета «Правда» печатала главы его книги «Дорога в космос». Публикация имела большой успех. Когда Гагарину сказали об этом, он ответил: «Тут моей заслуги нет. Что я мог написать без Сергея Борзенко и Николая Денисова?» Борзенко же и Денисов утверждали: «Мы ничего не пишем, не обрабатываем, мы только записываем, что говорит Юрий Алексеевич».

Секретарь Союза писателей СССР Юрий Верченко рассказывает, что, когда работники ЦК комсомола предложили ему помощь в подготовке выступлений, статей (выступать Гагарину приходилось много, а времени всегда было в обрез), он прямо спросил:

— Вам не нравятся мои выступления?

— Нет, нравятся, но мы предлагаем вам помощь.

— Конечно, помощь мне нужна, — признался он, — может быть, надо говорить и писать лучше… У меня нет опыта, знаний маловато, но я буду работать, учиться. Не подведу…

Гагарин изрядно читал, любил общение с людьми пишущими. С некоторыми журналистами и писателями знакомство переросло в дружбу.

Памятным событием в жизни Юрия была встреча летом 1967 года с Михаилом Александровичем Шолоховым в древней станице Вешенской, где жил писатель.

— Волнуюсь, — признался Юрий в самолете товарищам по поездке, молодым писателям, — шутка ли, встреча с самим Шолоховым. В апреле 1961 года, сразу после полета, он прислал мне телеграмму. Текст небольшой помню, правда, запомнил бы и большой. Это же было от Шолохова! Он писал: «Вот это да! И тут уже больше ничего не скажешь, немея от восхищения и гордости перед фантастическим успехом родной отечественной науки». Здорово ведь. Он оценивал не личность, а явление, не факт, а событие…»

Волнение Гагарина можно понять. Он учился по книгам Шолохова, зачитывался его романами, изучал и конспектировал его публицистические работы. И вот предстояла встреча.

Писатель встретил гостей сердечно. Расцеловал Юрия Алексеевича, сказал: «Спасибо тебе, Юра! Порадовал… Хорош! Таким я тебя и представлял…»

В дни этого необычного писательского семинара в Вешенской с участием Гагарина шел откровенный разговор о литературе.

О чем и как писать, размышлял вслух Шолохов, каждый сам для себя решает, но есть непременное условие — писать надо правду. Первый советчик писателя — совесть, главный судья — народ.

— А ты, Юра, как считаешь? — вдруг обращается он к Гагарину.

Гагарин улыбается, разводит в смущении руками:

— Неудобно мне, рядовому читателю, профессиональным литераторам советовать… Признаюсь, откладываю иной раз книгу с досадой. Чувствую, что автор грешит против правды: высосан сюжет из пальца или взят с потолка. А это занятие не писательское, а скорее писарское. Такая книга — что полет без цели. Я за те книги, которые помогают людям больше видеть, глубже знать, делают их сильнее и, как знамя в бою, ведут за собой.

Михаил Александрович разводит руками:

— Вот тебе и рядовой читатель…

За три дня пребывания в Вешенской Гагарина ни разу не видели в форме. «Не люблю облачаться без надобности», — отшутился он перед выступлением на станичном сходе.

— Казаки, Юра, тебя не поймут, — сказал серьезно Шолохов. Пришлось Гагарину надеть форму.

На сходе Шолохов обратился к собравшимся: «Вешенцы! К нам приехали Юрий Гагарин и писатели. Дадим им слово?..»

С живым интересом и неослабным вниманием слушали притихшие хлеборобы-станичники рассказ чело-века, взлетевшего выше земного неба. Шолохову, видимо, пришлась по нраву гагаринская речь, он улыбался, поглаживая усы, и изредка приговаривал: «Казак, настоящий казак!»

Участник встречи в Вешенской поэт Геннадий Серебряков записал в те дни в своем блокноте:

«С первого дня они были вместе. Рядом мы видели их в пропыленном зеленом «газике», когда ездили по соседним хуторам и станицам, во время дискуссий и бесед о литературе, о жизни, о хлебосольных застольях. А поздними вечерами они подолгу стояли вдвоем на крутояре, где под луной светилась внизу, как казачий клинок, отливая черным серебром, излучина Дона…

Провожая космонавта, Шолохов снова обнял его. Последние слова врезались в память: «Ты уж побереги себя, Юра… Помни — ты нам очень нужен… Всем нужен…»