Между тем мы обзваниваем все вокзалы, все склады, все таможни, все службы доставки почтовых посылок. После того, как до нас доходят ужасающие слухи, мы начинам срочно набирать номера различных бюро находок. У вас полагающийся нам ящик? Да? А почему он у вас? Нет? А почему у вас его нет? Однако огромный ящик из Фри-дрихсхафена нам не удается найти. Мы так никогда его и не увидели. Будем надеяться, что упаковщики, которые положили в него толстые бушлаты и теплые пальто, догадались добавить шарики от моли.
Днем в субботу, 17 октября, наконец-то последовало наше отплытие. Мы отдаем на берег последние открытки с видами города, последние письма, целуемся на прощание с близкими… К слову, о прощальные поцелуях. Принимая во внимание, что каждый из 82 двух членов экспедиции должен был сделать их не меньше сотни, то общая сумма получается около 160 тысяч. Если же вы обнаружите, что в мои расчеты закралась ошибка, то помните, что мы, ученые, склонны к преувеличению.
Последними гостями, покидающими корабль, являются пожарные. Они до последнего момента оберегали наши не самые значительные запасы бензина и боеприпасов. Ночью они жили в «госпитале», располагавшемся у самого забортного трапа. Во время несения своей службы они съели все ментоловые конфетки, что имелись в аптечке нашего доктора. Единственным утешением было то, что эти обжоры должны были заработать многодневную революцию в желудке, так как поглощение такого огромного количества лечебных конфет не могло пройти бесследно. Но наш доктор был очень расстроенным, так как не было ни ментоловых конфет, ни слопавших их людей. Наверное, он хотел вылечить их желудки.
Ну что же, на просторы! Буксир надрывно издает «шшшшшшшш» и наш корабль водоизмещением 8 тысяч тонн медленно движется вниз по Эльбе.
Когда мы миновали мыс у Куксхафена, то берем курс непосредственно на Южный полюс. Его мы будем придерживаться вплоть до достижения 70° южной широты.
Немецкая Антарктическая экспедиция 1938–1939 годов направляется в путь к цели своего следования.
Мы тут же сталкиваемся с первым впечатлением от этого плавания. Очень холодно. Чертовски холодно было уже в Гамбурге. Мы сразу же оделись в теплые зимние вещи. А потому на палубе нам поначалу не было столь ужасно. Мы всеми средствами пытаемся согреться. На первых порах мы подогревались несколькими порциями грога. Это нам хорошо удалось. При этом делаем осторожные предположения. А как же там, в Антарктике? Мы постоянно пристаем с вопросами к капитану Краулю, нашему лоцману по льдам. Он долгое время провел в Антарктике, а потому владеет полной информацией. Он травит нам удивительные истории о пингвинах, морских слонах и айсбергах.
Капитан Крауль! Как я уже говорил в начале своего рассказа почтеннейшему читателю, вся наша экспедиция состояла из 82 человек. Казалось бы — восемь десятков мужчин! Если бы я назвал их имена, то они бы ничего не сказали читателю. Однако каждый из них достоин отдельного рассказа. Позже, при первом же удобном случае, я так и попытаюсь сделать, не сваливая все в одну кучу.
После изматывающей работы, длившейся последние дни и недели, все в первое время ощущают потребность в спокойствии. Однако без дела остаются лишь единицы. Они раскладывают вещи в каютах, чем мешают себе и другим. Они просят прощения, если случайно ставят кому-то на ноги ящик или чемодан. В каютах тесновато. Но все занимают места. Вещи приходится убирать обратно в ящик и чемоданы. Чего только не было у меня в ящике: рубашки, теплые кальсоны, ледорубы, барометры, стулья, галстук, книги, вентилятор.
Вентилятор?! Во время экспедиции я видел, как он работает, только один-единственный раз! Ззззззззз… Вращался он безупречно. О господи, куда же все это складывать? Галстук — в ящик! Туда же «Навигационный ежегодник»… Впрочем, с «Навигационным ежегодником» я обращаюсь более бережно, нежели с галстуком. По крайней мере, у меня он единственный в своем роде. Что там говорил Бёрд? Мы идем в края, где мужчины не должны выряжаться как петухи, ибо там нет никаких курочек. Однако надо предупредить, что когда после одиннадцати с половиной недель плавания действительно появились первые «курочки», то наша реакция была неописуемой… Но об этом позже!
Впрочем, что там с Бёрдом? Я хотел перечитать некоторые места из него… и когда через два часа ко мне просунул голову Барклей, то он хохотнул: «Мда… И это вы называете устроиться?»
В итоге до обеда мне пришлось распаковываться. Когда я справился с этой задачей, то удивился, насколько большой была моя каюта. По-царски большой! Другие каюты тоже были княжескими. Капитан Котгас, которого уважительно звали «стариком» или «отцом», заглядывал к каждому из обладателей кают. Затем следовала беседа: «Довольны ли вы своими палатами?»
«Конечно! Даже более того. Они великолепны!»
«Ну что же, это не может не радовать! Открою вам маленький секрет, — после этого капитан понижал голос, чтобы его не было слышно за переборкой. — Это лучшая каюта на моем борту».