Загадочная история Бенджамина Баттона (сборник)

— Мистер Матер, если вы в состоянии уделить мне пять минут, я хотел бы поговорить с вами кое о чем… Видите ли, сейчас мне совершенно необходимо поговорить с вами об этом. Видите ли, — продолжал мистер Лейси, — Матер заметил, что пальцы, теребящие поля шляпы, дрожали, — много лет назад мы с вашим отцом были добрыми друзьями. Я уверен, что он вам обо мне рассказывал.

Матер кивнул.

— На его похоронах я нес гроб. Одно время мы были очень близки. Именно поэтому я и пришел сейчас к вам. За всю свою жизнь я никогда не приходил с просьбой к незнакомым людям — так, как сейчас к вам. Но когда человек становится старше, он теряет друзей — они умирают, уезжают куда-то, иногда их отчуждает какое-нибудь недоразумение. А потом умирают ваши дети, если вам не посчастливится умереть раньше их, — и вот вы уже совсем один, один во всем мире.

Он слабо улыбнулся. Руки его тряслись, как в лихорадке.

— Однажды, почти сорок лет тому назад, ко мне пришел ваш отец и попросил одолжить ему тысячу долларов. Я был на несколько лет старше его, и, хотя тогда мы еще мало знали друг друга, я был о нем высокого мнения. Тысяча долларов — это считалось огромной суммой по тем временам, а у него не было никаких гарантий, у него не было ничего, кроме плана в голове. Но мне понравился его взгляд, он чем-то располагал к себе — не сочтите за лесть, если я скажу, что вы немного похожи на отца, — и я дал ему деньги без всякой гарантии.

Мистер Лейси остановился.

— Без всякой гарантии, — повторил он — Тогда я мог себе это позволить. Да я ничего и не потерял. К концу года ваш отец вернул мне весь долг, плюс шесть процентов дохода.

Матер не мог поднять глаз от лежащей перед ним бумажки, которую он уже всю исчертил ромбиками и треугольниками. Он знал, что произойдет дальше, и чувствовал, как напрягается каждый его мускул. У него хватит духа отказать.

— Теперь я уже стар, мистер Матер, — вновь зазвучал надтреснутый голос. — Дела мои пошли прахом, да и сам я… Но речь сейчас не обо мне. У меня есть дочь, она незамужем, живет со мной. Она работает стенографисткой. Ко мне она относится прекрасно. Мы живем на Селби-Авеню — знаете, где это? — снимаем там квартирку, очень уютную.

Старик судорожно вздохнул. Он хотел и в то же время боялся перейти к сути своей просьбы. Оказалось, что речь идет о страховке. У него есть страховой полис на десять тысяч долларов, под который он и брал деньги из банка, но оказалось, что денег он взял больше, чем позволяют правила страховки. Теперь он может лишиться всей суммы, если не внесет в банк четыреста пятьдесят долларов. Сейчас у них с дочерью есть только семьдесят пять. Друзей у них нет — он уже об этом говорил, — и им совершенно негде взять недостающие деньги…

Матер не мог больше слушать эту печальную историю. Лишних денег у него не было, и все, что он мог сделать для старика, — это избавить его от мучительного унижения чем скорее, тем лучше.

— Извините меня, мистер Лейси. — как можно мягче перебил он его, — но я не могу одолжить вам этих денег.

— Не можете? — старик поднял на него потухшие, моргающие глаза.

В них не было потрясения, не было, казалось, вообще никакого человеческого чувства, кроме непрестанной тревоги. Лишь полуоткрывшийся рот слегка изменил выражение его лица.

Матер впился глазами в исчерканную бумажку.

— Через несколько месяцев мы ждем ребенка, я специально откладывал для этого деньги. Было бы несправедливо по отношению к моей жене и к ребенку отбирать у них что-то именно сейчас.

Голос его перешел в невнятное бормотание. Неожиданно для себя он добавил, что у него самого дела не так уж хороши, — как у него язык повернулся сказать такую банальность?

Мистер Лейси не стал настаивать. Без видимых признаков разочарования он поднялся с кресла. И только его трясущиеся руки не давали Матеру покоя. Старик извинился — жаль, что причинил беспокойство в такой момент. Может быть, он все же как-нибудь выкрутится. Он-то думал, что у мистера Матера могут быть свободные деньги, — почему же к нему не обратиться, ведь он сын старого друга.

Выходя, он никак не мог открыть дверь — ему помогла мисс Кленси. Моргая потухшими глазами, он шел по коридору, жалкий и несчастный, и рот его был все еще приоткрыт.

Джим Матер поднялся из-за стола, провел рукой по лицу и внезапно содрогнулся всем телом, словно ему было холодно. Но в пять часов на улице стояла тропическая жара.

IV

Спустя час, ближе к вечеру, летний воздух накалился еще сильнее. Матер стоял на углу и ждал свой трамвай. Дорога домой занимала двадцать пять минут, и он купил журнал с пестрой обложкой, чтобы хоть как-то расшевелить свой застывший мозг. В последнее время жизнь уже не казалась ему такой счастливой и радостной — романтический ореол исчез. Может быть, ему открылись законы, по которым живет мир, может быть, романтика просто мало-помалу испарилась с бегом времени.