Невероятной красоты роскошный и ухоженный сад. Посреди него, фонтан, со скульптурной композицией, в центре которого стоял белоснежный ангел с опущенными крыльями, а из его уст, возвышался музыкальный рожок, из которого брызгали струи воды в разные стороны в виде мелодичных звуков. Они слабыми отголосками доносились сейчас, до моего настороженного слуха. Кругом были разбиты аккуратные дорожки, усыпанные белым гравием, а между ними – зеленые газоны с клумбами экзотических и малоизвестных мне цветов. И все это утопало в райской гуще растительности вечно зеленых деревьев и кустарников, но про себя я отметила, что среди них были тюльпановые деревья и декоративные вишни, на мой взгляд, редкие растения.
Я затаила дыхание, когда мой взгляд оторвался от райского сада и поднялся на уровень- выше, тут я увидела само поместье, оно было больше похоже на дворец. С величественными белоснежными колоннами и причудливыми арками, с широкой и открывающейся как на ладони парадной лестницей, ступеньки которой, казалось, открывались всему небу. При входе к парадной двери по правую и левую стороны восседали как сфинксы два больших льва. Они излучали строгое спокойствие и умиротворение, но так казалось на расстоянии, подойдя ближе, я заметила, что их неподвижный под гнетом времени взгляд, словно следит за вами повсюду, куда бы вы ни направлялась.
Однозначно, такой дом мог принадлежать только…очень богатому человеку. Вот только, кто он? Инициалы из письма «М. Л.» ни о чем мне не говорили. Самых же, богатых людей в нашей стране было не так уж и много, потому как она у нас небольшая и я знала их почти всех по именам.
Поместье находилось в элитном квартале, там, где и любили обитать «сильные мира сего». Думаю, здесь они могли спрятаться на время от пытливых человеческих глаз, от ненависти нищих и убогих и от любопытства среднего класса, который, как всегда не дотягивал до них, хотя и из кожи лез, но все напрасно.
Тем не менее, поместье, находившееся по нужному мне адресу, казалось, еще куда богаче всех остальных. Оно завораживало своей роскошью и казалось, что от него может слепнуть глаз, что еще больше насторожило меня, потому как вопрос: кто этот человек, которому я так понадобилась, окончательно повис в воздухе.
Вскоре, я увидела, как ко мне направляется через весь сад, человек из поместья. Судя по одежде, это был кто-то из помощников по дому. Подойдя к высокому, со стальными прутьями, забору, он остановился. С минуту разглядывая меня, пожилой и седовласый мужчина, затем учтиво попытался выяснить, зачем я пожаловала, и спросил мое имя. Я назвала свое имя и пояснила…, что меня пригласили по этому адресу. После чего, мужчина со свербящим скрежетом, открыл стальные ворота. Их звук навел меня на мысль, что в это поместье, возможно, редко приезжают гости, иначе ворота давно бы смазали, и они бы не источали такой дребезжащий звук. Все остальные, кто доставлял еду, почту, либо выполнял какие-то другие поручения владельца поместья, заезжали, скорее всего, с другой стороны, не исключено, что в нем есть и потайной вход.…
Пропустив меня вперед, пожилой мужчина пригласил проследовать меня в дом.
Войдя в поместье, я очутилась в большом холле. Как ни странно, внутри, поместье оказалось полной противоположностью – тому, что было снаружи. Нет, оно ни в коем случае не умоляло его роскошности, но выглядело иначе, чем снаружи.
Так, в фойе я увидела потолки высотой в два этажа, мраморные колонны цвета слоновой кости, возвышающиеся при входе. Уникальные картины знаменитых художников, над которыми таинственно опускался, охватив всю пространственную часть картин, точечный свет. И все это на фоне бордового тона стен, что придавало картинам особую привлекательность, неизменно притягивая к ним взгляд. И, наконец, под моими ногами из керамогранитной плитки, цвета темно-зеленого мрамора, пол, он еще больше углублял и без того обширное пространство фойе.
Вот только, что-то странное было во всей этой обстановке величия. То, что было снаружи, казалось солнечным живым и дышало во всю силу жизни. Здесь же, словно все замерло, было неподвижным, казалось, что время здесь остановилось навсегда. Не было слышно ни единого звука или шороха, ни бой курантов, ни медленное тиканье часов, ни звуки ветра, разрывающегося за окном, ни даже пение птиц, что так весело щебетали на улице – ничто не доходило здесь до человеческого слуха. А приглушенное освещение, едва не приводило к мысли о том, что вы находитесь своего рода в склепе, в котором, кроме вас, больше нет ни души и вас вот-вот захоронят здесь – навечно.
Поэтому, когда неожиданно сверху послышался тяжелый мужской голос, я невольно вздрогнула. Ведь это было знаком того, что я здесь все-таки не одна. Но еще больше меня удивило то, о чем попросил этот голос: