Загадочная пленница Карибов

Осмотр показал, что симптомы чумы стали еще более выраженными. Температура, правда, больше не повысилась, а вот возле гроздей бубонов в паху появились два новых. Во вчерашних уже собрался гной, но прокалывать их было пока рано. Область некротической ткани вокруг блошиных укусов расширилась и потемнела. Витус задал себе вопрос, имеют ли какую-нибудь связь эти укусы с возникновением болезни, но тут же отставил его: ответа он все равно не знал. И никто не знал точно причин возникновения чумы. Надо будет иссечь потемневшую ткань, но не сегодня, еще нет, пока что он надеялся…

В целом Арлетта выглядела слабее, чем утром. Но, возможно, внушал себе Витус, причина тому поздний час. Хорошим знаком было, что понос не возобновлялся, хотя, с другой стороны, она ведь ничего не ела. И эти бесполезные размышления он отставил в сторону.

— Скарификатор сделает лишь маленький укол, тебе не будет больно.

Арлетта кивнула, закрыла глаза и с полным доверием протянула ему руку.

Его взгляд упал на ее руку, и он подумал, что не так давно видел одну лишь эту ручку, это тонкое запястье, тогда, в Гаване, когда Арлетта смотрела на мир из глубины окутывавшего ее одеяния. Горячие слезы обожгли его глаза, и он отвернулся, чтобы она их не заметила.

Витус нанес быстрый удар скарификатором, и в подставленную миску брызнул тонкий ручеек крови.

— Ты очень храбрая, любимая.

Арлетта не ответила, только ее веки затрепетали. Витус решил, что небольшого количества будет достаточно: ее тело такое хрупкое, в нем не так уж много крови. Он наложил компресс и перевязал руку, а потом осторожно положил ее под одеяло. В дверь постучали.

— Это я! — крикнул Магистр.

Витус встал и забрал суп и кувшин воды, которые Магистр оставил за дверью. Арлетта открыла глаза.

— А почему Магистр не зашел? — слабо прошептала она.

— Ах, знаешь, у него сейчас много дел. Давай поедим овощного супчику.

— Я не хочу есть.

— Но надо. Давай!

Витус приподнял ее голову и влил немного бульона. Послушно, как маленький ребенок, она проглотила жидкость. А потом посмотрела на него своими лихорадочными глазами и пролепетала:

— Я боюсь за нашего ребенка. Жар…

— Не волнуйся, любимая, э-э… дети переносят повышенную температуру намного легче взрослых, это общеизвестная истина.

Она проглотила еще ложку супу и еще одну и обессиленно откинулась на подушки. Внезапно ее снова зазнобило.

— Мне так холодно.

Сердце Витуса разрывалось от горя, от нежности и от страха за нее. Недолго раздумывая, он снял с себя одежду, лег к ней под одеяло, обнял и прижал к себе.

— Уи, Магистр, зефир надул славное утречко, а это тебе от печеной пулярочки. — Коротышка присеменил к дверям спальни Арлетты, где маленький ученый верно нес свою вахту. В руках у него был круг колбасы и ломоть пшеничного хлеба. Магистр принял подношение и положил его возле своей скамеечки.

— Обычно я не жалуюсь на отсутствие аппетита, но сейчас кусок в горло не полезет. И немудрено, когда Арлетте так плохо.

— Ей стало хуже?

— Если бы я знал! Витус ночью попросил чистую простыню. Зачем, не сказал. Закрылся, как устрица! Но, коли хочешь знать мое мнение, похоже, дела неважны. — Магистр покосился на аппетитный кружок и все-таки решился поесть. Жуя, он продолжил: — Во всяком случае, теперь меня никто не обвинит в gula[108].

Малыш уселся прямо на пол и вопросительно взглянул на друга.

— Чревоугодие — один из семи смертных грехов, которые, как проповедует пекущаяся о нашем спасении церковь, прямым путем ведут в преисподнюю.

— Уи-уи, щеб брюхо всегда было сухо.

— Так вот, — Магистр откусил еще кусок, — к беспокойству за Арлетту добавляется еще этот невыносимый запах гари. Кажется мне, что костры уж слишком палят. Что пользы, если все миазмы сдохнут, а вместе с ними задохнемся и мы!

— Уи-уи, есть и кой-ще похуже. Щепоть этой дворни уже пальнула за дальние горы с полными штанами, а в Уортинге отдубасили двух соломонов.

— Побили двух евреев? — Магистр, собравшийся еще раз откусить, застыл с открытым ртом. — А они-то в чем провинились? Что у них общего с нашей чумой?

— Уй, бают, это они испортили влагу в тамошней купели, с этого и черная смерть.

— Евреи отравили воду в колодце?! В Уортинге?! Господи помилуй, что за чушь! Они же сами там живут! И вообще! Поэтому в Гринвейлском замке чума? Невежественное скудоумие!

Магистр уже был готов рвать и метать, как вдруг дверь в покои Арлетты открылась, и на пороге показался Витус. Он был едва одет и выглядел усталым.

— Магистр, мне нужно чистое постельное белье и кастрюля воды, как можно холоднее. И свежего супа, очень горячего. И кусок постного мяса, лучше птицы.

— Больше ничего? — В тоне Магистра, еще не успевшего остыть, прозвучало больше язвительности, чем он хотел. — Извини, я не хотел. Мы все немного не в себе. Как Арлетта?

Витус посмотрел на него, его взгляд был пустым, как у мертвеца.

— И достань мне еще один пузырек шалфейного масла, масло должно содержать еще камфару и тую. — Дверь за ним снова закрылась.

Коротышка поскреб в своей огненной шевелюре:

— Уи-уи, плохо дело!