Загадочная русская душа на фоне мировой еврейской истории

Далее сказано: Евангелия стали широко известны к 11 веку, но никаких дат в них нет. Датировка евангельских событий выполнена после расчета даты рождения Иисуса, т. е. через полтысячи лет после Григория VII. Конечно, при нем распятие Спасителя воспринималось, как событие произошедшее недавно. Только этим объясняется энтузиазм крестоносцев, которые через 20 лет после избрания Григория Гильдебранта папой ринулись освобождать «гроб Господень», хотя по современным представлениям традиционной хронологии прошло более тысячи лет. (Очень хорошие данные, чтобы назначить ответственным Медичи).

«Война» Григория VII и Генриха IV. Григорий полагал, что именно он назначает духовенство и наделяет его землей, хотя раньше это делали германские императоры. Генрих IV, ранее утвердивший избрание Григория VII, направил ему свой указ о смещении, но в свою очередь, Григорий отлучил императора от церкви и объявил его низложенным с трона. От Генриха отвернулись германские бароны, он ведь перестал быть помазанником божьим. Смиренный император поехал просить прощения в Рим. Папа снял с него отлучение и вернул ему трон, а Генрих, вернувшись домой, тут же издал новый указ о смещении папы. И папа снова отлучил его от церкви, но это уже никто не воспринял всерьез. Вопрос никак не решался. Генрих назначил «антипапу» Климента III, Григорий способствовал избранию нового германского короля Рудольфа. В 1084 году император взял Рим и разграбил его. Папа бежал и обратился за помощью к норманнам, к тому времени захватившим Сицилию. Те, конечно, откликнулись на зов и разграбили Рим еще раз. (Как не покажется странным, но и это вписывается в борьбу католичества с протестантством).

Карамзин пишет: «Изяслав (великий князь, Дмитрий, 1054–1077 – примечание мое) обратился к папе, славному в истории Григорию VII, хотевшему быть главою всеобщей Монархии, или Царем Царей и послал в Рим сына своего. Жертвуя властолюбию и православием восточной церкви и достоинством государя независимого, он признал не только духовную, но и мирскую власть папы над Россиею; требовал его защиты и жаловался ему на короля польского. <…> Таким образом, Изяслав, сам не имея тогда власти над Россиею, дал повод надменному Григорию причислить сию державу к мнимым владениям св. Петра, зависящим от мнимого Апостольского наместника. <…> Изяслав совершенно уничтожил на Руси смертную казнь. По излишнему ли человеколюбию, или для сохранения людей?», иронизирует наш главный историк.

Как бы там ни было, «цезаризм» и «насилие» не вяжутся с образом Христа, хотя в Н–1 приводится очень многое, идентичное в эпизодах жизни Христа и Гильдебранта. По «человеколюбию» к Христу ближе все–таки император Юлиан. Эрнест Ренан подробно анализирует раннее христианство и его переход к католичеству, но это уже отдельное, мое исследование.

Если уж зашла речь о Карамзине, то читать мне его стало противно, как только закончилось введение и первый том. Ощущение от Карамзина, как от слащавых прилюдных восхвалений наших генеральных секретарей, пока они не померли, и от неумелого ретуширования действительности, так, что видно, откуда ноги растут. Правда, Карамзин был великий мастак по этой части, не чета современным. Да и присмотр за ним был хороший, в Зимнем дворце жил, при ноге хозяина истории. Не забалуешь. Из всех томов Карамзина не узнаешь ничего о том, как жил и формировался народ. Народом там и не пахнет. Только бесконечные князья, их войны, подлость. Это тоже немало для представления о нашей правящей верхушке, элите нации, так сказать. Карамзин без конца раздувает совершенно незначительные законодательные акты самодуров, стараясь показать, что и у нас есть подобие закона, но все равно видна тщетность его усилий. Он всячески старается скрыть российские гадости, чуть не на коленях молится на самодержавие, православие, ругательски ругает Ивана Грозного. А мы удивляемся, кто позволил? Как осмелился? Да, специально разрешили поругать фантома. Спасибо авторам Н–2, надоумили. Из истории Карамзина ничего нельзя понять. Она напоминает репортаж о футбольном матче по радио: передача – удар, еще удар, опять передача, удар, го–о–о–л! История описывает каждое движение, каждый шаг, но только князей, но не народа. Это история князей, а не государства. Государство же состоит не столько из князей, сколько из народа. Конечно, кто бы позволил Карамзину описывать историю народа? Это можно делать только для себя или за свой счет для других. Но у Карамзина было мало денег, вернее, у помещика Карамзина не хватало денег на бесплатное писание. Он еле–еле набирал со своих крестьян–рабов на свое пропитание. А вот с царя он получал дополнительные деньги или блага, а кто «обедает девушку, тот ее и танцует». Что возьмешь с бедного помещика?