Загадочная Шмыга

Вспомнилась история с «Катрин». Сыграли несколько спектаклей — и в одном уважаемом в то время издании выходит рецензия. И фамилия критика известная. Только в кинематографических кругах. А он, оказывается, еще и в оперетте разбирается. Так ему, во всяком случае, показалось. Нет, ее в той рецензии он не тронул, а вот по остальным исполнителям «проехался» основательно. Больше всего досталось композитору. «Кремер не Кальман» — приговор обжалованию не подлежал.

Пройдет несколько лет, и этот музыкально-кинематографический критик позвонит ей. И спросит, не хочет ли она дать ему интервью к своему юбилею. «Нет», — ответит она очень просто. «Почему?» — изумится критик. «Спросите у своей совести. И забудьте навсегда мой номер телефона», — будет ему ответ.

Была не была. Согласится. Уж больно благодатный материал. Шаг смелый и рисковый. Ведь сколько желающих выступить «на чужой территории» выглядели порой весьма бледно. Но ведь риск — благородное дело. И есть ради чего рисковать: чудная пьеса Зорина — тот самый материал, которым хотелось бы «полакомиться». Продолжение «Варшавской мелодии». На излете XX века драматург подарил своим героям Гелене и Виктору уникальную возможность встретиться вновь. Только теперь у них нет имен. Просто Он и Она. Судьба сталкивает их в аэропорту одной из экзотических стран. Он — вдовец, затюканный жизнью уже давно немолодой человек. В прошлом — винодел, сейчас он занимается тем, что консультирует нынешних виноделов. Она представляется автором детективных романов.

Текст… Потрясающий текст Зорина. Сейчас уже так никто не пишет. Произнося каждое слово, она словно пробовала его на вкус.

— Был некогда такой перс — Хайям, — частенько звучало в квартире на разные лады: она пыталась найти верную интонацию. — Он дал совет на все времена: «Уж лучше будь один, чем вместе с кем попало».

Ей повезло. Рядом с ней вот уже тридцать с лишним лет «ее любимый Кремер». Он появился в ее жизни в тот момент, когда она мучительно думала, что же ей теперь дальше делать. В театре, в первую очередь. В личной жизни все давным-давно было ясно. Она не раз была готова уйти от Канделаки. Уйти просто так, в никуда. Двадцать лет совместной жизни были для нее одновременно и раем, и адом. Раем — потому что благодаря Канделаки она стала той Татьяной Шмыгой, которую знают и, как утверждают зрители, любят. Да-да, именно той примадонной оперетты. Сама она не любила, да и по сей день не любит громких эпитетов в свой адрес.

Однажды актер Театра Российской армии Федор Чеханков зашел в гримерную со словами: «Боже, кого я вижу — примадонна, королева сцены!» На что она строго заметила: «Ты что, не можешь поздороваться по-человечески?»

Именно при Канделаки она раскрылась как актриса. И это был рай. А вот ад… В силу своего южного темперамента Владимир Аркадьевич был очень ревнив. На пустом месте, абсолютно беспочвенно. Ее это обижало. Сколько раз она в такие моменты пыталась даже не уйти, а убежать из квартиры, хотя бы на время, чтобы в очередной раз не выслушивать глупости в свой адрес. Собирала свои нехитрые пожитки и как вкопанная останавливалась посередине прихожей. Поперек нее у входной двери лежал Владимир Аркадьевич. Переступить через него она не могла. Да он бы ее и не выпустил.

После затяжных ссор, бесконечных выяснений отношений, которые выматывали ее до предела, уже не хотелось ничего, кроме одного — лечь, уснуть, а проснувшись, понять, что это всего лишь сон. Грозы и бури стоили ей больших душевных и физических сил. Как она могла еще и на сцену выходить, до сих пор не может понять. Видимо, есть в организме какие-то скрытые ресурсы. Стоя за кулисами, чувствовала, как в такие моменты открывались тайные шлюзы терпения и сил, неведомые ей самой. Он же, остыв, говорил только одно: «Боже, что же я делаю!»

Проходило время, и все повторялось. Ревность к ее молодости, ревность к успеху, ревность к новым ролям, ревность к поклонникам, ревность к мужчинам…

Человека, который за долгие годы совместной жизни и при огромных возможностях не запятнал чести человека рядом, трудно довести до отчаяния. Но, если постараться, то возможно.

Пусть хоть кто-нибудь попробует бросить в нее камень — не получится. Да, поклонников было много, объяснений в любви — еще больше, сама не желая того, она влюбляла в себя мужчин, ломались копья за кулисами Театра оперетты, один из актеров, поняв, что его чувство так и останется без ответа, даже написал заявление об уходе.

— Ну что же ты делаешь? — Она узнала обо всем, как всегда, последняя. И это тоже особая черта ее характера — не участвовать в склоках и сплетнях, никого и никогда не обсуждать. Она всегда была выше сплетен, зависти и интриг. Хотя частенько, особенно на первых порах своей совместной жизни с Канделаки, как раз и становилась объектом зависти, сплетен и интриг. Но никогда не опускалась до выяснений отношений.