Загадочная Шмыга

Эту квартиру они получили в начале 80-х годов теперь уже прошлого века.

Однажды ее спросят, как ей муж сделал предложение.

— А он мне его и не делал! — И она звонко рассмеялась. — Все как-то само собой получилось. Я интуитивно чувствовала, что мы будем вместе. Да и женился-то он на мне, только когда встал вопрос о квартире! — И опять хохот.

Расписались они 30 октября 1981 года.

Фиолетовые штампы, шлепнутые в их паспорта сотрудницей ЗАГСа, для них ровным счетом ничего не значили — любовь же не зависит ни от каких печатей. Она либо есть, либо ее нет. А штампы нужны чиновникам. Ведь не будучи официально расписанными, они не могли получить одну большую квартиру на двоих. Мало ли кто и с кем живет — железная логика того времени.

В квартире на улице Горького, которую ей дали от театра, они прожили пять лет. Она располагалась на так называемом высоком первом этаже. Причем была настолько маленькая, что они с трудом помещались там вдвоем, Кремер не мог дома работать, потому что некуда было поставить письменный стол.

Будучи уже несколько лет народной артисткой СССР — первой и единственной среди актрис, работающих в оперетте, она не могла улучшить свои жилищные условия. Вспомнилось трогательное поздравление с присвоением ей этого звания от другого народного артиста СССР, работающего в этом жанре, — Михаила Водяного. Он получил его в 1976 году, она — двумя годами позже. И вот когда был опубликован указ о присвоении ей этого звания, она получила телеграмму. «Танечка! Поздравляю! Нас теперь двое!» — написал ей Михаил Григорьевич.

Но звание, увы, мало что давало. А просить она не умела. За себя, во всяком случае, вот за других — это пожалуйста. За себя же всегда стеснялась.

И она отправилась просить за собственного мужа. Он — член Союза композиторов, а в те времена композиторам полагались лишние квадратные метры, которые государство выделяло под мастерские.

Записалась на прием к первому секретарю Московского горкома партии и через несколько дней уже входила в кабинет к Гришину.

— Здравствуйте, Татьяна Ивановна! — Он поднялся ей навстречу.

— Здравствуйте, Виктор Васильевич! — с улыбкой ответила беспартийная народная артистка.

Уж как ее только не пытались заманить в члены КПСС, она умудрялась находить тысячи причин, чтобы остаться беспартийной. На нее давили в театре, угрожали, что не получит новых ролей, пытались препятствовать выезду на гастроли за рубеж. Но она не из тех, кого можно было запугать.

Не дадут новых ролей — ничего, это она уже проходила — в самом расцвете творческих сил на протяжении семи лет выходила на сцену в старом репертуаре, а для новых ролей ее «законсервировал» тогдашний главный режиссер. Они принципиально разошлись во взглядах на вопрос, который к творчеству не имел ни малейшего отношения.

— Вы не имеете никакого морального права вообще со мной разговаривать! — Когда возникала необходимость, она достаточно жестко умела ставить людей на место. Про нее в театре говорили, что «если бы можно было испепелить взглядом, Шмыга это бы сделала». Да, она умела сказать, а иногда так сверкнуть глазами из-под стекол очков, что человек все сразу понимал. При этом она не опускалась до унижения. И себя унизить не позволяла. Никогда и никому.

Размолвка длилась несколько лет, но, несмотря на внутренние разногласия, искусство было превыше всего. Он хотел поставить для нее оперетту по фильму «Весна», в котором блистала Любовь Петровна Орлова.

На худсовете его либретто раскритиковали в пух и прах. Поддержала она одна.

— Мне очень понравилась пьеса, и я бы с удовольствием сыграла.

Постановку не удалось осуществить. К тому времени разногласия главного режиссера и труппы достигли своего апогея, и он вынужден был уйти из театра.

А окончательное их примирение произошло на вечере памяти Владимира Канделаки в Музыкальном театре имени Станиславского и Немировича-Данченко. Он начал рассказывать о Канделаки, а потом сказал, что лично он имя Владимира Аркадьевича связывает с ней. И так сказал о ней, что она не выдержала, встала и поцеловала его.

— Что привело вас ко мне? — Из раздумий ее вывел голос первого секретаря Московского горкома.

— Виктор Васильевич, я пришла просить квартиру своему мужу. Он — композитор, но совершенно лишен нормальной возможности работать дома. Я уже не говорю об отдельном рабочем кабинете, но у нас даже нет места, чтобы хоть где-то притулить письменный стол. А сочинять музыку «на коленке» конечно же возможно, но это весьма непродуктивно. — Она смущенно улыбнулась. — Да и я отвлекаю его от творчества своими занятиями. Я ведь тоже должна дома заниматься.

— А как фамилия вашего мужа?

— Кремер. Анатолий Львович Кремер. Он — главный дирижер Театра сатиры, руководитель оркестра легкой музыки МГУ Молодежи надо помогать! — Что-что, а чувства юмора ей было не занимать.

— И молодоженам тоже. — Гришин хитро прищурился. Конечно же он и про нее, и про Кремера все и давным-давно уже знал.

— Толюня! — Это уже дома за ужином. — Он так тебя хвалил, вспоминал твои гастроли с коллективом в Германии.