Загадочное ночное убийство собаки

Фильм был о морских животных, которые живут вокруг серных кратеров подводных вулканов, где газы извергаются из земной коры в воду. Ученые никогда не подозревали, что в этом месте могут быть живые организмы, потому что там слишком горячо и много ядовитых веществ, но оказалось, что внутри есть целая экосистема.

Мне нравится этот эпизод, поскольку он демонстрирует, что наука всегда может открыть что-то новое и все факты, которые считались доказанными, могут оказаться совершенно неверными. И еще мне нравится, что все эти кадры были сняты в таком месте, до которого добраться сложнее, чем до вершины Эвереста, хотя оно находится всего несколькими милями ниже уровня моря. И это одно из самых тихих, темных и таинственных мест на Земле. И мне иногда нравится представлять, что я спускаюсь туда в сферическом подводном аппарате с окнами в тридцать сантиметров толщиной, чтобы они не провалились под давлением воды. И я воображаю, что я там совсем один и мой аппарат вообще никак не связан с кораблем, но я могу оперировать его энергией, управлять его моторами и двигаться по морскому дну куда угодно. И меня никогда не найдут.

Отец вернулся домой в 17.48. Я слышал, как он вошел через наружную дверь и прошел в гостиную. На нем была рубашка в зеленую и синюю клетку, и шнурки на одном ботинке были завязаны двойным узлом, а на втором – обыкновенным. Он нес старую рекламу сухих сливок, которая была сделана из металла и раскрашена голубой и белой эмалью. Ее покрывали маленькие кружочки ржавчины, похожие на пулевые отверстия, но отец не объяснил, зачем он это принес.

Он сказал:

– Здорово, дружище, – что было шуткой.

А я сказал:

– Привет! – и продолжал смотреть фильм.

А отец пошел на кухню.

Я забыл, что оставил свою книгу на кухонном столе, потому что слишком увлекся «Голубой планетой». Это то, что называется ослаблением бдительности, и этого ни в коем случае нельзя допускать, особенно если ты детектив.

Было 17.57, когда отец вернулся в гостиную. Он сказал:

– Что это?

Отец сказал это очень тихо, и я не знал, сердится ли он, поскольку он не кричал.

Он держал книгу в правой руке.

Я ответил:

– Это книга, которую я пишу.

А он спросил:

– Это правда? Ты говорил с миссис Александер?

Он опять сказал это тихо, так что я по-прежнему не мог понять, сердится ли он.

И я ответил:

– Да.

Тогда он сказал:

– Господи Боже, черт побери! До какой же степени ты глуп!

Это было то, что Шивон называет риторическим вопросом. Там в конце стоит восклицательный знак, потому что человек, который этот вопрос задает, уже знает ответ сам.

Потом отец сказал:

– Что, черт возьми, я тебе велел, Кристофер? – На этот раз он говорил гораздо громче.

И я ответил:

– Не упоминать мистера Ширза в нашем доме. Не спрашивать миссис Ширз и никого, кто убил треклятую собаку. И не лазать в чужие сады. И прекратить эту идиотскую игру в детектива. И я не делал ничего из этих вещей. Я просто спросил миссис Александер о мистере Ширзе, потому что…

Но отец перебил меня и сказал:

– Не вешай мне лапшу на уши. Ты отлично знаешь, что ты, блин, делал. – И он поднял книгу и потряс ею в воздухе. – Что еще я тебе велел, Кристофер?

Я подумал, что это еще один риторический вопрос, но не был уверен. И не мог решить, что ответить, потому что был смущен и испуган.

Отец повторил вопрос:

– Что еще я тебе велел, Кристофер?

Я ответил:

– Не знаю.

А он сказал:

– Давай же, блин, ты, мистер Абсолютная Память.

Но я не мог ни о чем думать.

И отец сказал:

– Я велел тебе не совать свой вонючий нос в чужие дела. А ты что сделал? Ты суешь свой вонючий нос в чужие дела. Ты бродишь повсюду, вынюхиваешь и рассказываешь все это каждому Тому, Дику и Гарри, какого только увидишь. Что мне с тобой делать, Кристофер? Что мне, блин, с тобой сделать?

Я ответил:

– Я просто побеседовал с миссис Александер. Я не проводил расследования.

А он сказал:

– Я прошу тебя сделать для меня одну вещь, Кристофер. Только одну вещь.

Я сказал:

– Я не хотел разговаривать с миссис Александер. Она сама мне…

Но тут отец перебил меня и схватил рукой за плечо. И очень сильно стиснул.

Отец никогда раньше не хватал меня. Мать иногда меня стукала, потому что она была очень вспыльчивая. Это значит, что она начинала сердиться быстрее, чем другие люди, и чаще кричала. Но отец всегда был более уравновешенным человеком. Это значит, что он не так быстро начинает сердиться и не так часто кричит. И потому, когда он схватил меня, я очень удивился.

Я не люблю, когда люди меня хватают. И я не люблю неожиданностей. Так что я ударил его, как ударил полицейского. Но отец не отпустил руку и начал кричать на меня. И я опять его ударил. А потом я уже больше не понимал, что делаю.