– Душа в смятении? Не так ли? Не спешите,
– Прекрасный план расследования, но как вы сумеете вычислить, что важно, а что нет? – возразил я. – На мой взгляд, такое решение принять весьма сложно.
Пуаро энергично покачал головой. Он как раз с особым тщанием расчесывал свои щеголь-ские усы.
– Не так страшен черт…
– М‑да, возможно… – неуверенно протянул я.
– Ах! – Пуаро так яростно погрозил мне пальцем, что я невольно спасовал. – Нельзя ничего упускать! Провал ждет детектива, который говорит: «Такой пустяк не имеет никакого значения. Он абсолютно не вяжется с остальными. Забудем о нем». Такой подход ведет к замешательству и путанице. В расследовании имеет значение любая мелочь.
– Я понимаю. Так вы мне обычно и говорили. Потому-то я и пустился описывать все подробности этой истории, какими бы незначительными они мне ни казались.
– Да, я доволен вами. У вас отличная память, и вы достоверно представили мне все факты. О порядке, в коем вы изложили их, лучше умолчать… честно говоря, он прискорбен! Но я принимаю во внимание ваше расстройство. К этому обстоятельству я отношу и то, что вы упустили и один крайне важный факт.
– Какой же?
– Вы не сообщили мне, хорошо ли миссис Инглторп ела вчера вечером.
Я удивленно уставился на него. Война, несомненно, повредила мыслительные способности моего славного друга. Разговаривая со мной, он продолжал тщательно чистить пиджак, и, казалось, это занятие полностью завладело его вниманием.
– Не припоминаю, – признался я, – но во всяком случае мне не понятно…
– Неужели вам не понятно? Ведь ее вчерашний ужин имеет первостепенное значение.
– Решительно не понимаю причин такой важности, – несколько раздраженно проворчал я. – Насколько я помню, ела она немного. Она пребывала в расстроенных чувствах, и у нее пропал аппетит. Вполне естественно, по-моему.
– Верно, – задумчиво произнес Пуаро, – именно естественно.
Открыв ящик комода, он достал свой кожаный рабочий баульчик и повернулся ко мне.
– Итак, я готов. Мы отправимся в усадьбу и изучим факты на месте. Простите,
Быстро оставив позади деревенскую улочку, мы вошли в ворота усадьбы. Пуаро немного помедлил, окинул печальным взглядом прекрасный большой парк, еще поблескивающий каплями утренней росы.
– Какая красота, дивная красота, и, увы, несчастные ее владельцы охвачены скорбью, потрясены горем, – изрек он, проницательно глядя на меня, и я почувствовал, что невольно покраснел под его долгим пристальным взглядом.
Охвачено ли на самом деле скорбью здешнее семейство? Глубоко ли они скорбят о смерти миссис Инглторп? Я вдруг осознал, что атмосфере этого дома не хватало эмоциональной искренности. Покойница не обладала даром внушения любви. Ее кончина стала мучительным потрясением, однако никто не будет убиваться и посыпать голову пеплом.
Пуаро, похоже, прочел мои мысли и печально кивнул.
– Да, вы правы, – заметил он, – и не только потому, что они не связаны кровными узами. Она окружала братьев Кавендишей щедрой заботой, но все-таки оставалась для них неродной матерью. Кровное родство, разумеется, имеет важнейшее значение, не забывайте, оно сказывается на уровне подсознания.
– Пуаро, – сказал я, – мне хотелось бы, чтобы объяснили, почему вам так приспичило узнать, хорошо ли миссис Инглторп вчера отужинала? Я все раздумываю над вашими словами, но, хоть убейте, не могу понять, какое это имеет значение.
Мы двинулись по аллее, и, помолчав немного, он наконец сказал:
– Что ж, я согласен дать пояснения, хотя, как вам известно, не в моих привычках объяснять что-то до завершения расследования. На данный момент предполагается, что миссис Инглторп умерла от отравления стрихнином, вероятно, подсыпанным в ее кофе.
– Вероятно…
– Итак, в какое время подали кофе?
– Около восьми часов.