Загадочное происшествие в Стайлзе. Большая четверка

– Верно. Там очень удобная скамейка. Но все мое внимание сосредоточилось на книге.

– И это все, что вы можете сказать нам?

– Да, больше мне ничего не известно.

Мэри позволили вернуться на свое место в зале, хотя я сомневался, что коронера удовлетворили результаты ее допроса. По-моему, он подозревал, что миссис Кавендиш предпочла умолчать о подробностях ссоры.

Затем на свидетельское место пригласили Эми Хилл, продавщицу, и та засвидетельствовала, что семнадцатого июля днем примерно в половине пятого продала бланк для завещания Уильяму Эрлу, помощнику садовника из поместья Стайлз-корт.

После нее выступали Уильям Эрл и Мэннинг, подтвердившие, что поставили подписи под каким-то документом. Мэннингу запомнилось, что подписание завещания произошло примерно в половине пятого, а по мнению Уильяма – немного раньше.

Далее очередь дошла до Синтии Мэрдок. Она, однако, мало что могла сказать, поскольку узнала о трагедии только после того, как ее разбудила миссис Кавендиш.

– Неужели вы не слышали, как перевернулся столик?

– Нет. Я очень крепко спала.

– Чем чище совесть, тем здоровей сон, – с улыбкой заметил коронер. – Благодарю вас, мисс Мэрдок, можете быть свободны… Мисс Говард!

Та предъявила письмо, написанное ей миссис Инглторп вечером семнадцатого июля. Мы с Пуаро, разумеется, уже читали его. Оно ничего не добавляло к нашему пониманию причин трагедии.

К делу приложили следующую копию, означив ее как «написанная от руки записка»:

[27]

Копию передали в руки присяжных, и они внимательно прочитали ее.

– Боюсь, это не особенно нам поможет, – вздохнув, признал коронер. – В записке ни слова не сказано о событиях того злосчастного дня.

– Для меня дело ясно как день, – заявила мисс Говард в своей отрывистой лаконичной манере. – Оно достаточно явно показывает, что как раз перед смертью миссис Инглторп поняла, как жестоко ее обманывали!

– Но по содержанию записки этого не скажешь, – возразил коронер.

– Верно, потому что Эмили терпеть не могла признавать свои ошибки. Но я‑то успела отлично узнать ее. Она захотела, чтобы я вернулась, но не собиралась признавать, что я оказалась права. Предпочла уклониться. Такая слабость свойственна большинству людей. Сама-то я от нее не страдаю.

Мистер Уэллс вяло улыбнулся. Такие же улыбки, как я заметил, мелькнули на губах нескольких присяжных. Очевидно, мисс Говард завоевала в этом местечке своеобразную репутацию.

– И вообще, все ваше шутовское дознание – пустая трата времени, – продолжила эта дама, смерив присяжных пренебрежительным взглядом. – Одна бесплодная говорильня! Хотя всем нам отлично известно, что…

– Благодарю вас, мисс Говард, – быстро прервал ее коронер, мучительно опасаясь ее опрометчивого обвинения, – и прошу вас вернуться на свое место.

Я услышал, как он с облегчением вздохнул, когда она подчинилась.

Следующее выступление стало сенсацией дня. Коронер вызвал Альберта Мэйса, помощника аптекаря.

Им оказался наш знакомый испуганный юноша с бледным лицом. В ответ на вопрос коронера он сообщил, что является квалифицированным фармацевтом, но поступил на службу в местную аптеку совсем недавно, поскольку прежнего помощника призвали в армию.

Покончив с формальностями, коронер перешел к делу.

– Скажите, мистер Мэйс, вы продавали недавно стрихнин какому-либо не имеющему специального предписания лицу?

– Да, сэр.

– Когда это было?

– В прошедший понедельник вечером.

– В понедельник? А не во вторник?

– Нет, сэр, именно в понедельник, шестнадцатого числа.

– Можете ли сказать нам, кому продали его?

В тот момент вы могли бы услышать, как по залу пролетает муха.

– Да, сэр. Мистеру Инглторпу.

Все головы одновременно повернулись к невозмутимому Альфреду, сидевшему в напряженной позе. Тот слегка вздрогнул, услышав осуждающие слова молодого фармацевта. Мне даже показалось, что он готов вскочить со стула, но ничего подобного не произошло; лишь на лице его проявилось замечательно разыгранное выражение нарастающего изумления.

– Вы уверены в своих показаниях? – строго спросил коронер.

– Совершенно уверен, сэр.

– Так у вас вошло в привычку продавать стрихнин из-под прилавка кому попало?

Несчастный фармацевт съежился под грозным взглядом коронера.

– О, нет, сэр… Ей-богу, нет. Но, зная, что мистер Инглторп живет в особняке, я подумал, что ничего плохого не случится, если я разок отступлю от правил. Он сказал, что отрава нужна для усыпления собаки.

В глубине души я ему посочувствовал. По-человечески понятно, что парню хотелось угодить обитателю «особняка», особенно сознавая, что в результате такой сговорчивости деревенская аптека может получить хорошую рекламу среди влиятельных покупателей.

– А разве не положено тем, кто покупает яд, расписываться в вашем журнале учета?

– Положено, сэр, и мистер Инглторп так и сделал.

– Вы принесли с собой журнал?

– Да, сэр.

Аптекарский журнал оформили в качестве вещественного доказательства, и коронер, кратко высказав суровое порицание, отпустил несчастного мистера Мэйса.

Далее, в мертвой тишине, был вызван Альфред Инглторп. «Осознает ли он, – подумал я, – что на его шею уже практически накинули петлю?»