Со времени окончания полицейского суда детективы сумели обнаружить одну новую улику, представляющую собой лист почти новой промокательной бумаги; ее нашли в чековой книжке миссис Инглторп. После изучения бумаги в зеркальном отражении явственно проявилась следующая запись: «…все, чем я обладаю, оставляю моему любимому мужу Альфреду Инг…» Данная улика, вне всякого сомнения, доказывала, что уничтоженное завещание составили в пользу мужа покойной. Джепп представил обгоревший клочок бумаги, извлеченный из камина, и закончил свои показания, сообщив об обнаруженной на чердаке черной бороде.
Однако его еще ждал перекрестный допрос от сэра Эрнеста.
– Какого числа вы провели обыск в комнате арестованного?
– Двадцать четвертого июля, во вторник.
– Ровно через неделю после трагической кончины жертвы?
– Да.
– Итак, эти два предмета вы обнаружили, говорите, в ящике комода. В незапертом ящике?
– Да.
– А вам не показалось странным, что совершивший преступление человек хранит улики в открытом ящике, где любой может их обнаружить?
– Возможно, он спрятал их туда в спешке.
– Но вы же только что сказали, что со времени преступления прошла целая неделя. Он располагал более чем достаточным временем, чтобы изъять оттуда улики и уничтожить.
– Вероятно.
– Нет, тут двух мнений быть не может. Имел ли он достаточно времени для изъятия и уничтожения этих улик?
– Да, имел.
– А улики были спрятаны под легким или под теплым бельем?
– Под теплым.
– Иными словами, там лежали зимние вещи. Тогда, очевидно, обвиняемому вряд ли понадобилось бы заглядывать в тот ящик?
– Вероятно, не понадобилось бы.
– Будьте любезны, отвечайте точно. Вероятно ли, что обвиняемый в разгар жаркого лета заглянет в ящик с зимним бельем? Да или нет?
– Нет.
– В таком случае разве не может быть, что предполагаемые улики положило туда третье лицо и что обвиняемый даже не подозревал об их существовании?
– Не думаю, что это вероятно.
– Но возможно.
– Да.
– У меня всё.
Далее представили еще ряд сопутствующих свидетельств. Подтвердилось трудное финансовое положение, в котором оказался подсудимый к концу июля. Подтвердилась и его интрижка с миссис Рэйкс – что, должно быть, прозвучало весьма жестоко для такой гордой женщины, как Мэри. Эвелин Говард фактически оказалась права, хотя ее враждебность к Альфреду Инглторпу вынудила ее прийти к ошибочному заключению.
Затем на свидетельское место вызвали Лоуренса Кавендиша. Тихо отвечая на вопросы мистера Филипса, он заявил, что в июне ничего не заказывал в фирме Парксонов. Фактически двадцать девятого июня он еще жил в Уэльсе.
В тот же миг сэр Эрнест драчливо вздернул подбородок.
– Вы отрицаете, что до двадцать девятого июня заказывали черную бороду в фирме Парксонов?
– Да, отрицаю.
– Интересно! А кто унаследует Стайлз-корт, если с вашим братом что-то случится?
От жестокой бестактности последнего вопроса бледное лицо Лоуренса заметно покраснело. Судья выразил вялое неодобрение, а бедный Джон на скамье подсудимых возмущенно подался вперед.
Хевиуэтера абсолютно не взволновало возмущение его клиента.
– Будьте любезны ответить на мой вопрос.
– Вероятно, – спокойно ответил Лоуренс, – усадьба перейдет ко мне.
– Почему же «вероятно»? Ведь у вашего брата нет детей. И следовательно, именно вы являетесь его единственным наследником, не так ли?
– Да.
– Ах, вот так уже лучше, – саркастически дружелюбным тоном произнес Хевиуэтер. – И вы также, очевидно, унаследуете изрядную часть денег?
– Право, сэр Эрнест, – запротестовал судья, – последние вопросы не имеют отношения к делу.
Защитник покаянно склонил голову, однако продолжил метать в свидетеля жалящие копья своих вопросов.
– Во вторник семнадцатого июля вы вместе с мистером Гастингсом заходили в аптеку госпиталя Красного Креста в Тэдминстере?
– Да.
– Открывали вы, оставшись на короткое время в одиночестве, шкафчик с ядами, чтобы ознакомиться с его содержимым?
– Я не помню… возможно, открывал.
– Вы, несомненно, открывали его.
– Да.
– И в частности вас, очевидно, заинтересовал один пузырек? – с самоуверенной резкостью тут же спросил сэр Эрнест.
– Нет, по-моему.
– Осторожнее, мистер Кавендиш, вы находитесь под присягой. Я имею в виду пузырек с гидрохлоридом стрихнина.
Лицо Лоуренса покрылось болезненной зеленоватой бледностью.
– Н‑нет… уверен, он меня не интересовал.
– Тогда, как вы объясните тот факт, что на его поверхности остались четкие отпечатки ваших пальцев?
Такой устрашающий метод отлично действовал на нервных свидетелей.
– Я… ну, тогда, полагаю, я брал тот пузырек.
– Я тоже так полагаю! И вы украли из того пузырька немного яда?
– Нет, безусловно, нет.
– Тогда зачем же вы брали его?
– Раньше я изучал медицину. И меня, естественно, интересуют такие вещества.
– Вот как! То есть вы признаетесь в «естественном интересе» к ядам? Как вы объясните, что вышеупомянутый интерес вы удовлетворили, лишь дождавшись того, когда останетесь в одиночестве?
– Чистой случайностью. Я сделал бы то же самое и в присутствии остальных.
– Однако не странно ли, что случайно в аптеке не осталось никого, кроме вас?
– Нет, но…