Те и другие страдают общим недостатком: смотрят на возрождение оккультизма, как на шаг назад. Они видят в нем смерть новейшей науки и думают, что с его возрождением начнется царство отживших суеверий прошлых веков. Ведь если бы оккультические явления были неотделимы от их средневекового объяснения, ведь если бы с оккультическими науками возродилось и это их объяснение, то несомненно, что в таком случае в нашей духовной жизни начался бы регресс. Ведь если все сомнамбулы – бесноватые, все медиумы – ведьмы и колдуны, обязанные своими анормальными силами и способностями общению с сатаной, то бесспорно, что новейшая мистика есть шаг назад. Ho o таком объяснении явлений оккультизма теперь уже не может быть и речи. Теперь ставится только вопрос, могут ли вообще существовать явления оккультизма, вопрос, на который наше поверхностное просвещение поспешило дать отрицательный ответ. Недостаток этого просвещения и состоит в том, что оно связывает неразрывными узами оккультические явления с их отжившим объяснением, a так как дискредитировано это объяснение, то думают, что дискредитированы и самые факты, т.е. "вместе с водой выливают из ночовок и дитя". Важно избежать этого недостатка; раз мы от него отделаемся, исчезнет и призрак регрессивности оккультических наук. Ведь в древности считали Дельфийскую пифию вдохновляемой Аполлоном, в средние века ее отчитывали бы, как бесноватую, a теперь ее причислили бы к сомнамбулам.
Неправда, что оккультические науки в их новейшем виде должны привести нас к слепой вере; они должны подготовить почву к возведению здания новой науки, и уже в силу одного этого они не ведут нас в область прошедшего, a скорее служат глашатаями далекого будущего. Назначение их состоит в споспешествовании появлению миросозерцания, формирование которого происходит на наших глазах и в котором на первом плане будет стоять решение загадки о человеке. Раз сформируется это миросозерцание, великое его значение скажется уже в том, что оно явит собой синтез религии и науки, метафизики и естествознания. Оно будет обращаться не к одной стороне человеческого существа, к его сердцу, как религия, или к его разуму, как наука. Оно не будет, с одной стороны, застывшей в догмах религиею слепой веры, a с другой стороны, не будет походить и на ту науку, с высот которой дует ледяным ветром на нашу общественную жизнь. Оно не будет, подобно метафизике, построенным на почве бессодержательных абстракций зданием; оно будет, подобно естествознанию, зданием, построенным на почве явлений, которые можно будет подвергнуть даже экспериментальному исследованию.
Несмотря на всю окутывающую совершающийся ныне процесс образования этого будущего миросозерцания темноту, оно может быть (доказательство чего и составит задачу предлагаемого труда) представлено уже и теперь в виде цельной системы. Это миросозерцание не будет, подобно современной философии, достоянием одних ученых; оно будет находиться в тесной связи с нашей культурой: так как в нем человек получит новое и более глубокое определение, то оно объяснит ему основательно и новые цели его земного существования и значение его смерти. Значит, оно – отнюдь не шаг назад; скорее, это – заря новой культуры.
Мюнхен, апрель, 1892
ЗАГАДОЧНОСТЬ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО СУЩЕСТВА
Насколько загадочно человеческое существо? По меньшей мере настолько, насколько несовершенны физиология и физиологическая психология. Ho o загадочности человеческого существа пришлось бы говорить
Многие говорят, что подобных вопросов вообще не существует; мы же докажем здесь, что они несомненно существуют. Но раз они существуют, необходимо дать на них и ответ, необходимо по многим причинам, из коих достаточно было бы уже одного эгоистического интереса. Сюда присоединяется еще то, что можно назвать скандалом в науке, a именно, что человек, этот венец земных существ, еще не познал себя. Мы имеем то преимущество пред животными, что обладаем самосознанием; но это будет плохим для нас утешением до тех пор, пока будет оставаться для нас загадкой наше существо.