Загадочные явления

"Почему Гитлер не вторгся в Англию в 1940 году, – недоумевал У.Черчилль позднее в своих мемуарах, – когда его мощь была наивысшей, а мы имели всего 20 тысяч обученных солдат, 200 пушек и 50 танков?"

Не слишком ли странно повторяется история?

Заурядному уму (а что есть массовое сознание, как не квинтэссенция такой заурядности?) представляется, будто каждое действие исторической личности непременно логично, обоснованно и рационально. Не потому ли уже не одно поколение военных исследователей и историков прилагает столь большие усилия, чтобы выстроить систему собственных и политических объяснений этих неожиданных перемен: сначала в военных намерениях Наполеона, затем Гитлера.

Некоторые факты биографии Гитлера, рассказы людей из его окружения свидетельствуют, что это был не только чрезвычайно неординарный медиум, но и человек, мысливший в магическом плане. Такие личности, оказывая сильное влияние на окружающих, сами в силу своей резонансности нередко более других оказываются открыты для постороннего влияния и воздействия. Не оказался ли Гитлер объектом такого воздействия?

Английский исследователь Д. X. Бреннан в своей работе "Оккультный Рейх" приводит свидетельство, согласно которому, когда над Англией со всей неотвратимостью и силой нависла угроза немецкого вторжения, группа самых сильных британских колдунов и экстрасенсов совершала магические действия с целью внушить Гитлеру импульс, должный отвратить его от такой попытки. Предварительно обмазавшись жиром, они входили в холодное Северное море, образуя там магический круг, и посылали Гитлеру чувство неуверенности, тревоги и мысль о невозможности задуманного им предприятия. Как сообщила исследователю одна из участниц этого действия, ее прапрадед в свое время участвовал в подобном же ритуале, направленном против Наполеона. Цель этого действа была та же – подавить решимость и желание Наполеона пересечь Ла-Манш.

(А. А. Горбовский. Тайная власть, незримая сила. – М., Общество по изучению тайн и загадок Земли, 1991)

РАССКАЗЫ О ГИПНОТИЧЕСКИХ ВНУШЕНИЯХ

В книге Е. Влаватской описан замечательный случай гипноза. Один индус по имени Такур-Саиб, знакомый с тайными науками своей родины, мог заставить силой воли другое лицо (художника) видеть и рисовать не то, что было перед его глазами, а картину, которую задумал этот индус. Вот небольшая выдержка из рассказа Блаватской.

– Я закончил, – вздохнул У. (художник), торопливо собирая папку и краски.

– Дайте посмотреть, – лезли к нему проснувшаяся Б. и подошедший полковник.

Мы взглянули на свежий, еще мокрый рисунок и остолбенели: вместо озера с его синеющим в бархатистой дали вечернего тумана лесистым берегом перед нами находилось прелестное изображение морского вида. Густые оазисы стройных пальм, разбросанные по изжелта-белому взморью, заслоняли приземистое, похожее на крепость туземное бунгало, с каменными балконами и плоской крышей. У дверей бунгало слон, а на гребне пенящейся белой волны привязанная к берегу туземная лодка.

– Да где же вы взяли этот вид? – недоумевал полковник. – Для того, чтобы рисовать виды из головы, не стоило и сидеть на солнце…

– Как из головы? – отозвался возившийся с папкой У. – Разве озеро не похоже?

– Какое тут озеро! Похоже, вы рисовали во сне.

В это время вокруг полковника столпились все наши спутники, и рисунок переходил из рук в руки. И вот Нараян (спутник индуса Такур-Саиба), в свою очередь, ахнул и остановился в полном изумлении.

– Да это "Дайри-боль", поместье Такур-Саиба! – провозгласил он. – Я узнаю его. В прошлом году, во время голода, я жил там два месяца.

Я (Е. Блаватская. – Прим. ред.) первая поняла, в чем дело, но молчала.

Уложив вещи, У. подошел, наконец, по своему обыкновению, вяло и не торопясь, как будто сердясь на глупость зрителей, не узнавших в море озера.

– Хватит шутить и выдумывать, пора ехать. Отдайте мне эскиз… – сказал он нам.

Но, получив рисунок, при первом же взгляде на него страшно побледнел. Жалко было смотреть на эту глупо-растерянную физиономию. Он поворачивал злополучный кусок бристоля во все стороны: вверх, вниз, наизнанку и не мог прийти в себя от изумления. Затем он бросился, как угорелый, к уложенной уже папке и, сорвав завязки, разметал в одну секунду сотню эскизов и бумаг, как бы ища чего-то… Не найдя желаемого, он снова принялся за рисунок, и вдруг, закрыв лицо руками, обессиленный и точно сраженный, опустился на песок.

Мы все молчали, изредка переглядываясь, и даже перестали отвечать Такуру, стоявшему уже на пароме и звавшему нас.

– Послушайте, У., – ласково заговорил с ним добродушный полковник, словно обращаясь к больному ребенку. – Скажите, вы помните, что вы рисовали этот вид?

Англичанин долго молчал, наконец произнес хриплым, дрожащим от волнения голосом:

– Да, помню все. Конечно, я его рисовал с натуры, рисовал то, что видел во все время перед своими глазами. Вот это-то и есть самое ужасное.