Загадочные исчезновения

Пение и веселые возгласы не смолкали всю ночь, но не они мешали мне спать. Смятение, поселившееся теперь в моей душе, не дало сомкнуть глаз. А рано поутру множество людей – юношей и девушек – стали собираться возле моей хижины. Все они были молоды и красивы, а девушки в честь праздника надели еще шелковые платки и украсили себя и своих кавалеров цветами.

У меня не было права служить мессу или читать проповедь, поскольку я еще не священник, но я мог молиться вместе с ними, и молился, и говорил им то, о чем болело мое несчастное сердце. Я говорил им о греховности людской и о бесконечной доброте Господа, о жестокости нашей друг к другу и о любви Всевышнего к каждому из нас и о Его бесконечной снисходительности. Слова мои уносились вверх, эхом возвращались обратно и рождали внутри меня волшебное чувство – словно я покидал этот мир страха и греха и на ангельских крыльях возносился в хрустальные сферы Небес! Так я служил – торжественно и важно, и моя немногочисленная паства, казалось, тоже чувствовала это и, благоговея, молилась истово и серьезно.

Служба подошла к концу, я благословил их, и они смиренно отправились восвояси.

Недалеко они успели отойти, как вновь я услышал их веселый смех и радостные возгласы, но звуки эти не возмутили меня: они живые люди, так отчего же им не радоваться? Смех и веселье – как по-другому человеческое сердце может выразить радость бытия?

В полдень я спустился вниз и направился к хижине Бенедикты. Она сидела на пороге и сплетала венок из эдельвейсов, чтобы посвятить его Святой Деве.

Прекрасные цветы снежных гор горели в ее руках белым холодным пламенем.

Я сел подле нее и в молчании следил за ее работой, но в душе моей бушевал огонь чувств, и рвался из нее не крик, но стон: «Бенедикта! Ты – моя любовь! Ты – моя душа! Я люблю тебя больше жизни! Ни на земле, ни на Небесах нет ничего достойнее любви к тебе, Бенедикта!»

ХXXI

Его преосвященство отец настоятель приказал мне явиться к нему. Охваченный странным предчувствием, весь трудный путь вниз к озеру я проделал молча и, вслед за посланцем, сел в лодку. Погрузившись в мрачные размышления, захваченный предощущением вершащегося зла, я едва обратил внимание, как мы отплыли от берега и как плыли по водам озера до тех пор, пока звуки веселых голосов, доносившихся из обители Святого Варфоломея, не пробудили меня. На обширной красивой лужайке, что окружала жилище отца-настоятеля, толпилось множество люда – монахи, священники, владетели приходов, горцы, охотники. Было много и таких, что прибыли издалека в сопровождении свиты и слуг. В самом доме царили толчея и суматоха – двери распахнуты настежь, люди входили и выходили, спешили, толкались и шумели. Увиденное живо напоминало ярмарку. Здесь же истошно лаяли псы. Неподалеку от дома, под раскидистым дубом, стояла огромная открытая бочка с пивом, и вокруг нее толпились люди – нетрезвые и жаждущие. Мне показалось, что и внутри дома было немало пьянствующих, по крайней мере, в окнах дома я заметил немало мужчин с изрядными кружками в руках.

Входя, я столкнулся со слугами, они несли подносы, уставленные блюдами из рыбы и дичи. Я спросил одного из них, как мне увидеть его преосвященство. Он ответил, что святой отец спустится сразу после трапезы. Я поблагодарил его и направился в зал. На стенах зала висело множество картин. На них большей частью были изображены огромные рыбины, прежде выловленные в озере. Под каждой картиной – вес чудища и дата улова, а также и имя ловца. Все это начертано большими приметными буквами. Увиденное меня смутило: я не мог понять, для чего эти картины, надписи и имена под ними – наверное, для того, чтобы все добрые христиане помолились за этих обуянных гордыней людей?

Более часа длилась трапеза, затем его преосвященство спустился в зал.

Я выступил вперед и смиренно, как и подобает моему званию, приветствовал его.

Он кивнул, пронзив меня взглядом, и велел мне следовать в его покои.

– Что скажешь, Амброзий? Успокоилась ли теперь твоя мятежная душа? – спросил он сурово. – Снизошла ли на тебя Божья благодать? Выдержал ли ты испытание?

Я стоял, потупившись, опустив голову, и отвечал смиренно:

– Ваше преосвященство, Господь, во благости Своей, даровал мне знание…

– Знание чего? – перебил меня настоятель. – Своей вины?

Я подтвердил это.

– Слава Богу! – воскликнул святой отец. – Я знал, что испытания закалят твою душу и вернут ее на путь истинный. У меня есть для тебя хорошие вести. Я написал о тебе его преосвященству архиепископу Зальцбурга. Он призывает тебя к себе. Там ты примешь постриг, и он дарует тебе сан священника. Ты останешься в Зальцбурге. Приготовься. Через три дня ты отправишься в путь.