Загадочные края

– Да, господин. У него был с собой короткий меч. И нож. С ним были двое… Или трое. Не помню. Я их не знаю…

– Ясно.

– И ещё была леди Гивалди.

Присутствующие – все без изъятия – переглянулись.

– Ты уверена? – настойчиво принялся выспрашивать граф Бергденский.

– Нет, господин, – жалобно ответила Эльгинн. – Но, кажется, это была она. Леди Сиана Гивалди. Или какая-то другая благородная женщина, на неё похожая. По бальному одетая. – Девушка коснулась лба. – Я не понимаю… Что со мной… Мысли мешаются, но почему-то я уверена, что это была леди Сиана.

– Ей нужно отдохнуть, – настойчиво прервал допрос Валентин. – Девушка очень слаба.

– Да, конечно. – Сорглан выпрямился, и лицо у него стало очень холодным. – Унесите её в свободную комнату и устройте там. Обеспечьте ей должный уход. А вы, – он обращался к врачу исключительно на «вы» демонстрируя особое уважение к мастеру-целителю, – найдите нужные лекарства, сколько бы они нм стоили. Я заплачу́.

Он обернулся, пряча растерянность – постыдную слабость, которая внезапно охватила его – и посмотрел на жену и сына. Он видел, что Алклета, сотрясаемая крупной дрожью, отказывается верить услышанному, Канут же наоборот, поверил с первого звука. Сорглан знал, что его двадцативосьмилетний сын ненавидит Скиольда, и знал, в чём была причина этой враждебности, а потому никогда не вмешивался в их отношения, раз уж пока вражда не доходит до оружия.

– Мерзавец, – прошипел Канут, как только слуги немного отошли, так, чтоб не слышать его слов. – Ублюдок…

– Придержи язык! – резко оборвал Сорглан сына и потянулся к жене.

Впрочем, Алклета на вырвавшийся у сына эпитет не обратила внимания. Она, перепуганная известием об исчезновении дочери, жалобно смотрела на мужа.

– Что же произошло, милый? – в замешательстве она назвала мужа так, как уже многие годы называла, лишь будучи с ним наедине. – Что случилось?

– То, что Ингрид похитили, очевидно. Всё же остальное, то есть сведения о Скиольде и леди Гивалди, следует десять раз проверить, прежде чем опираться на них как факт.

– Интересно, кто по-твоему ещё способен на подобное? – бросил Канут. – Выходка в стиле Скиольда.

– Ты не любишь брата и потому приписываешь ему все смертные грехи.

– Нет нужды ему что-либо приписывать, отец. Что же касается Ингрид, то я уверен, что Эльгинн не солгала. Послушай. – И сын рассказал отцу всё о первой встрече сестры со старшим братом. – Он слишком откровенно смотрел на неё.

– Это немыслимо! – взорвалась Алклета. – Одно дело взгляд, который попросту мог тебе почудиться, другое же – обвинение в подобном поступке. Скиольд не похитил бы сестру. Собственную сестру!

В противоположность жене Сорглан отнёсся к рассказу Канута со всей серьёзностью. Он понимал, что Скиольд – человек непредсказуемый, а инстинкт зверя, повелевающий ему брать то, в чём он, по своему мнению, испытывает нужду, проглядывал в нём и раньше. Кроме того, строго говоря, Ингрид всё-таки не кровная его сестра, на обряде он не присутствовал и мог бы отговориться этим… Но всё же поступок до крайности мерзкий, а потому не следует спешить с обвинениями кого бы то ни было, пусть и человека, который раньше вёл себя неблаговидно.

– Я повторяю, всё необходимо проверить. Канут, отправляйся и опроси всех наших слуг – может, кто-нибудь что-нибудь слышал. Отправь в порт людей и посмотри, на месте ли корабль Скиольда. Я же пойду побеседую с Альдаром.

Альдар, как только ему сообщили, что граф желает с ним говорить, и что он очень обеспокоен, немедленно принял Сорглана в своих покоях. Выходец из низов (отец его был младшим офицером гвардии императора, а мать – рабыней-южанкой), он, к концу жизни добившийся и титула, и славы, и всеобщего уважения, сохранил привязанность к друзьям юности, многие из которых выдвинулись в жизни только благодаря ему, и к тем, кто воевал под его командованием в самом начале его карьеры. Сорглан был из тех, к кому Альдар чувствовал помимо всего прочего глубочайшее уважение.

И более того – юный граф Бергденский был, наверное, единственным офицером благородного происхождения, кто не только не гнушался своим командиром, но и откровенно считал ниже своего достоинства вообще помнить о его «родословной» и отсутствии образования. Читать Альдар научился уже только к тридцати годам, а великосветских манер не обрёл до сих пор, да и не стремился. Он умел держаться с достоинством и считал, что этого достаточно.

Альдар волей императора носил титул графа впридачу к баронскому титулу, полученному пятнадцать лет назад. Графом он стал после победы в битве при Эмвеле, где решалась судьба короны и жизни Гвеснера, и в ходе которой Альдар был искалечен. Эмвел стал последним местечком, которое он в своей жизни брал силой. Достойный финал военной карьеры. Теперь Альдар мог бы жить в собственных владениях, но предпочёл остаться при дворе и принять на себя довольно тяжёлые, ответственные обязанности. Теперь на него уже не косились, да и привязанность к нему императора была настолько искренней и глубокой, что никто не решался бы его задевать.